Рабиндранат Тагор - ...Это не сон! (сборник)

– Вот и хорошо, – сказал он. – А то пока я буду ходить по больным, она тебя с ума сведет своим криком. – И, схватив Ашу за руки, Мохендро хотел притянуть ее к себе.

Аша медленно высвободилась из его объятий. Она сбросила цветы на пол и сказала:

– Перестань. Зачем это? Лучше съезди в деревню, пусть мать скорее возвращается.

В это время внизу у наружной двери кто-то закричал:

– Мохим! Мохим!

– Кто там? Войдите! – откликнулся Мохендро.

Услышав в ответ голос Бихари, Мохендро обрадовался. Сразу после свадьбы Бихари своим приходом часто мешал их счастью. Сегодня же Мохендро вдруг почувствовал, как не хватало ему Бихари последнее время.

Аша тоже была рада. Она встала и прикрыла лицо краем сари [18], собираясь выйти, но Мохендро остановил ее:

– Ты куда? Это ведь Бихари.

– Я приготовлю что-нибудь, надо угостить его, – ответила Аша.

Мысль, что у нее нашлось наконец какое-то дело в доме, принесла ей облегчение. Но она не ушла сразу, а задержалась, чтобы узнать новости о свекрови, – ведь сама она еще ни разу не разговаривала с юношей и не осмелилась бы его расспрашивать.

Бихари, едва переступив порог, воскликнул:

– Боже мой, какой разгром! Можно подумать, что здесь живут поэты! Не беспокойтесь, сидите, ботхан, я сейчас же ухожу!

Аша взглянула на Мохендро, тот понял и спросил:

– Как поживает ма, Бихари?

– К чему говорить сейчас о матерях и тетках! – воскликнул Бихари. – На это еще будет время. «Такая ночь не создана для сна, не создана для матерей и теток!» – продекламировал он зачем-то по-английски и собрался было уходить, но Мохендро усадил его.

– Заметьте, Аша, – сказал Бихари, – я тут ни при чем, меня удержали насильно! Ты согрешил, брат Мохим, и да не коснется меня проклятие, которое падет на тебя за этот грех!

Аша не нашлась что ответить и поэтому рассердилась. А Бихари словно нарочно злил ее.

– Ну и порядок у вас в доме! – как бы не замечая ее досады, продолжал он. – Не пора ли привезти мать домой?

– Конечно, пора, – отозвался Мохендро. – Мы давно уже ждем ее.

– У тебя заняло бы всего несколько минут написать ей об этом, зато как была бы она счастлива! Прошу вас, ботхан, – обратился Бихари к Аше, – освободите его на несколько минут, пусть напишет матери!

Аша обиделась и со слезами на глазах вышла.

– Видно, не в добрый час вы встретились, – воскликнул Мохендро, – никакого согласия, только и знаете, что поддевать друг друга!

– Мать тебя испортила, жена продолжает портить. Не могу я видеть этого равнодушно, поэтому нет-нет да и вмешиваюсь!

– А что толку!

– Ну от тебя толку действительно никакого, – вздохнул Бихари. – А вот я…

Бихари сел рядом с Мохендро и заставил его написать матери. На следующий день он уехал в Барашат. Раджлокхи поняла, что письмо было написано под влиянием Бихари, но оставаться в деревне больше не могла. Вместе с ней в Калькутту поехала и Бинодини.

Когда Раджлокхи увидела, как запущено хозяйство – кругом пыль, грязь, беспорядок, – ее неприязнь к невестке возросла.

Но что случилось с Ашей? Ее словно подменили. Она ходила за Раджлокхи, как тень, старалась во всем помочь свекрови, хотя никто ее об этом не просил. Раджлокхи это даже злило.

– Оставь, оставь, – говорила она раздраженно, – ты все испортишь. Зачем браться, раз не умеешь!

Раджлокхи решила, что это отъезд Аннапурны так подействовал на невестку. «Теперь Мохендро будет думать, – рассуждала она, – что при тетке он беспрепятственно наслаждался счастьем, а стоило приехать матери, как началась возня с хозяйством». Опять получалось, что Аннапурна хорошая, а мать – причина всех бед. Что делать!

Однажды среди дня Мохендро позвал Ашу к себе. Та колебалась, но тут Раджлокхи сердито сказала:

– Мохендро зовет, а она будто не слышит! Очень сильная любовь всегда так кончается! Иди, нечего тут тебе с овощами возиться!

Опять началась фальшивая игра с букварем, грифельной доской и карандашами; нелепые взаимные обвинения в нелюбви; бессмысленные шумные споры о том, кто сильнее любит; превращение дождливых дней в ночи и лунных ночей – в дни; с трудом подавляемые утомление и вялость. Аша и Мохим так привыкли друг к другу, что даже близость не приносила радости их охладевшим сердцам. Но разомкнуть объятия им было страшно. Жар их любви постепенно покрывался пеплом, однако они не смели даже подумать об этом. В том и состоит страшное проклятие любви, что дни счастья коротки, а узы брака неразрывны.