Филип Дик - Обман Инкорпорэйтед (сборник)

Посмотрев на Энтайла, она обиженно пожаловалась:

– Он все время следит за нами. Мы даже шевельнуться не можем. Теперь нельзя ни ванну принять, ни кусочка мяса съесть!

– Не нужно так драматизировать, – сказал Натан и, встав, направился к ней.

Они вышли в патио и начали спорить о чем-то. На таком расстоянии я не слышал их слов. Чуть позже они сообщили мне о результатах разговора. Фэй и Нат решили покинуть особняк и переехать в домик, арендованный Энтайлом, тот самый, в котором он жил вместе с Гвен. На мой взгляд, отличный вариант. Но что делать с девочками? В лачугу Натана не вместилось бы четверо людей даже если учесть, что двое из них были детьми. Из его слов я понял, что там имелась только одна спальня и одна общая комната, в которой он по вечерам делал учебные задания. Плюс ванная и кухня.

Примерно в девять часов вечера они забрали девочек и увезли их с собой. Я не знал, куда они направились, в мотель или в дом Натана. Я остался один в пустом особняке, и мне предстояло провести в нем долгую ночь. Когда я сменил повседневную одежду на пижаму и приготовился лечь спать, меня охватило странное чувство. Ведь я разместился в кабинете Чарли, где он проводил много времени. Теперь он умер, и его жена уехала, забрав любовника и дочерей. Кроме меня, в доме не было ни души. Все прежние обитатели покинули особняк, хотя раньше упорно переносили здесь тяготы быта с момента постройки. А я кто такой? Мне стало стыдно. На самом деле я не был владельцем дома… его настоящим хозяином. Пусть по закону мне принадлежала половина здания, но сам я не считал ее своей. Таким же образом кто-то мог указать мне на кинотеатр или на автобусную станцию и сообщить, что я имею там долю собственности. Нечто похожее мне твердили с детских лет: будто я, американский гражданин, владею частью каждого моста, всех дамб и муниципальных строений.

Я мог бы неплохо жить в этом доме, но лишь короткий период времени. Он был уютным только потому, что здесь имелись все удобства и вкусная пища. Однако для обеспечения тепла мне следовало оплачивать половину счетов. Я должен был покупать себе продукты, как делал это, когда снимал комнату в Севилье. Никто не собирался жарить на углях сочное мясо и отдавать его мне за просто так.

Особняк покинули не только люди. Здесь, кроме выводка кур, больше не было живности. Куры теперь сами уходили по вечерам в свой сарайчик и спали там на насесте. Не было уток, коня и овец. И даже собаки. Трупы убитых животных увезли куда-то и, наверное, превратили в удобрения. Дом и окрестности стали безмолвными. Хотя время от времени я слышал, как перепела хлопали крыльями среди ветвей кипарисов. Они окликали друг друга звуками, похожими на клич подростков в Оклахоме, эх-хуху-ху-у. Прямо, как крик Оки.

Позже, когда я лежал на кровати в темном пустом доме, прислушиваясь к жужжанию холодильника на кухне и щелканью настенных термостатов, меня настигло понимание. Фэй, девочки и животные покинули особняк, но кто-то был рядом со мной. Чарли все еще обитал в этом доме. Он жил здесь, как прежде, с того момента, как дом был построен. Я слышал жужжание его холодильника. И именно он, а не кто-то другой установил термостаты, заботясь об экономии тепла. Звуки, которые я слышал в ночи, исходили от предметов, принадлежавших ему. Он никогда не покидал это место. И я знал, что это не просто слова. Я чувствовал его присутствие точно так же, как раньше, когда он пребывал в физическом мире.

Я слышал, осязал и обонял его. Всю долгую ночь я лежал и чувствовал его присутствие. Он никуда не уходил ни на секунду. Чарли был вечен и неизменен.

В семь часов утра меня разбудил телефонный звонок.

В трубке послышался голос Фэй.

– Черт с тобой, – сказала она. – Мы купим твою половину дома. Дадим тебе тысячу долларов наличными. Остальную часть будем выплачивать в форме ежемесячных почтовых переводов по тридцать восемь долларов. Мы целую ночь сидели и высчитывали эти цифры.

– Но дело в том, что я хочу остаться здесь.

– Ты не можешь там оставаться, – ответила сестра. – Неужели до тебя еще не дошло, что все вещи в доме принадлежит или мне, или девочкам? Если мы захотим, то запретим тебе пользоваться холодильником и раковинами. Ты даже не сможешь дотронуться до полотенца в ванной. Не сможешь брать тарелки из шкафа над сушилкой. Бог мой! Ты не сможешь сидеть в кресле… И та кровать, на которой ты спал, тоже не твоя. Она не относится к дому, а является частью нашего имущества. Тебе принадлежит половина здания. Это стены, пол, потолок и окна, но не пепельницы и не простыни на кровати.