Филип Дик - Обман Инкорпорэйтед (сборник)

В самом длинном пункте завещания оговаривались условия относительно наших хозяйственных взаимоотношений. Ни я, ни Фэй не могли насильственно отстранить друг друга от владения домом. Тем не менее мы могли договориться о его продаже или совместном использовании.

Каждый из нас мог продать или отдать в аренду свою долю другому за сумму, которая будет признана Банком Америки в Пойнт-Рейс «разумной ценой». Кроме прочего, Чарли распределил между родственниками и друзьями небольшие суммы из семейного банковского счета, половина которого принадлежала ему и, соответственно, была внесена в завещание. Например, мне он завещал почти тысячу долларов на лечение у психиатра, если я захочу этим воспользоваться. В случае отказа эти деньги переходили к девочкам. И еще он оставил приличную сумму на похоронные расходы.

Поскольку Чарли покончил жизнь самоубийством, вся его страховка аннулировалась. Фэй ничего не выгадала от его кончины. Получилось так, что капитал достался девочкам, а не моей сестре. По калифорнийским законам, ее собственность состояла только из половины дома (и большого невыплаченного займа), а также половины завода (который почти ничего не стоил и должен был закрыться через пару лет). Конечно, она могла нанять адвоката и обратиться в суд, заявив, что добрая часть активов и фондов принадлежала ей. В них частично были вложены деньги Фэй. Она могла оспорить завещание и другими способами, указав, например, что ее «Бьюик» включили в завещание незаконно, потому что она купила его до вступления в брак. Насколько я понимаю, завещание с такими спорными пунктами может быть аннулировано в судебном порядке. Но Чарли предусмотрел особый пункт, связанный с возможным оспариванием его воли. В случае если бы Фэй начала тяжбу, распорядитель имущества детей, то есть его брат Сэм, должен был инициировать судебный процесс о лишении ее материнских прав.

При таком варианте событий опекун забрал бы девочек в свою семью. Я не думаю, что данное условие напугало бы мою сестру, но оно подразумевало множество карательных санкций. Сэм выполнил бы этот пункт во что бы то ни стало. Фэй подвергла бы свое имущество большому риску. Следует отметить, что Чарли несколько раз упоминал в завещании (хотя и смутно) о ее порочной связи с Натаном Энтайлом, и он указывал на меня, как на свидетеля этого безобразия. Несомненно, половина дома и сумма в тысячу долларов, которые он оставил мне, были стимулом для моего участия в судебном процессе о лишении Фэй материнских прав в случае, если бы она оспорила завещание. По крайней мере, я понял это именно так.

Она не стала оспаривать волю покойного мужа, хотя они с Натом обсуждали такую возможность. Я знаю, о чем говорю, потому что сам присутствовал при этом. Почему присутствовал? Потому что миссис Хэмбро помогла мне вернуться домой к сестре и ее деткам и, конечно, к Нату Энтайлу, который тоже поселился там. Теперь они уже не могли прогнать меня. Я владел половиной особняка. А Нату Энтайлу вообще ничего не принадлежало. В отличие от меня, у него не было законных прав находиться там. Поэтому, когда Клавдия Хэмбро привезла меня и мои вещи в Дрейкз-Лендинг на машине с откидным верхом, я, строго говоря, приехал в свой собственный дом.

Увидев меня, Фэй и Нат очень удивились. Они были настолько поражены, что молча наблюдали за тем, как я выгружал вещи из багажника и прощался с миссис Хэмбро. Затем я громко (чтобы они слышали) пригласил ее и остальную группу в гости и предложил использовать дом как одно из мест для наших встреч и дружеских посиделок. В ответ она помахала мне рукой и уехала.

– Ты хочешь сказать, что поселишься в доме без моего разрешения? – спросила Фэй. – Тебе не кажется, что сначала нам следовало бы обсудить этот вопрос?

– А что тут обсуждать? – торжественно сказал я. – У меня такие же права на дом, как и у тебя.

На этот раз я не стал селиться в подсобном помещении. Я был не слуга, а хозяин. И мне больше не нужно было выполнять за них грязную работу выносить из кухни мусор или мыть полы в ванных комнатах. Я чувствовал себя на вершине мира.

Они остались сидеть в гостиной, а я начал обустраивать студию под свой кабинет и спальню. Никто из них не вмешивался, но до меня доносились их сердитые голоса. Когда я развешивал одежду в шкафу, в комнату вошел Натан.

– Пойдем со мной, – сказал он. – Мы должны обсудить ситуацию.

Наслаждаясь своим положением и желая поскорее вернуться к своим делам, я последовал за ним в гостиную. Как было здорово сидеть на софе, а не уходить куда-то в заднюю часть дома, чтобы не мешать остальным!