Луи Куперус - Тайная сила

– Ну что, любезная моя мефрау, как вам сегодня нравится в этих краях?

И хотя он задавал этот шутливый вопрос каждый день, она не переставала восхищаться интонацией его голоса. В нем с металлической отчетливостью слышались мужество, бесконечная вера в себя, убежденность в собственной правоте, в объективности своего знания. Как ни плохо теперь было этому человеку, привязанному к семейной жизни и обладающему трезвым, практичным умом, в доме, покинутом его близкими и полном необъяснимых явлений, на его простом мужественном лице не читалось ни малейшего отчаяния или подавленности. Он продолжал идти своей дорогой, он выполнял свою работу еще тщательнее, чем когда-либо, он вел расследование. А за столом у Евы он всегда вел оживленный разговор о карьере, о политике в Нидерландской Индии, о новом обострении безумия – желании управлять этой страной прямо из Голландии, хотя они там вообще не смыслят в здешних делах. Он говорил живо, но не входя в раж, спокойно, весело, и Ева восхищалась им с каждым днем все больше и больше. Но у нее, женщины чувствительной, развился настоящий невроз. И однажды вечером, пройдя рядом с ним несколько шагов, она спросила прямо. Не слишком ли все ужасно, не может ли он уехать из своего дома, отправиться в служебную поездку, долгую-долгую. Увидела, как затуманилось его лицо, оттого что она об этом заговорила. Но он ответил ей по-прежнему приветливо, что происходящее совсем не так страшно, хоть и необъяснимо, и что он обязательно разоблачит эти фокусы. И добавил, что ему на самом деле надо отправиться в поездку по вверенной ему области, но он не едет, чтобы люди не подумали, будто он спасается бегством. Затем он пожал ей руку, посоветовал не нервничать и больше не думать, не говорить об этом. Последние слова прозвучали вежливым запретом. Она ответила на его рукопожатие со слезами на глазах. И потом долго смотрела, как он спокойно шагает и исчезает в ночи своего сада, где сквозь квакающее урчанье лягушек, требующих дождя, прорывались пушинки тайны. Ева вздрогнула и поспешила в дом, в свой просторный дом, весь открытый, беззащитный и маленький против грандиозной тропической ночи, заглядывавшей в него со всех сторон.

Но Ева была далеко не единственной, на кого эти таинственные события произвели столь сильное впечатление. Их необъяснимость, противоречившая повседневным фактам, тяжело давила на весь Лабуванги. Об этом говорили в каждом доме, но чаще всего шепотом, чтобы не напугать детей и не дать туземной прислуге повод подумать, будто европейцы вздрогнули из-за «яванских фокусов», как их назвал резидент. От сумрачного страха люди заболевали, нервно всматриваясь и вслушиваясь в ночь, полную звуков, и на город опускалась, словно толстый слой пуха, плотная серая дымка, скрывавшаяся в листве садов, а во время влажных вечерних сумерек полностью растворявшаяся в молчаливой покорности судьбе и смирении перед лицом тайны.

И вот ван Аудейк постановил принять решительные меры. Он написал майору-коменданту гарнизона в Нгадживе, чтобы тот прислал в Лабуванги роту солдат под командованием капитана и нескольких лейтенантов. В тот день офицеры обедали вместе с резидентом и ван Хелдереном у Элдерсмы. Быстро поев, они ушли, и Ева, стоя у ворот своего сада, видела, как все семеро – резидент, секретарь, контролер и четверо офицеров – исчезают в глубине темного сада, окружающего дом с привидениями. Двор резидентского дома и сам дом оцепили, на территории кладбища выставили посты. И мужчины зашли в ванную комнату.

Они пробыли там всю ночь. И всю ночь двор и дом оставались оцеплены. В пять утра они вышли из ванной и тотчас, все вместе, искупались в бассейне. О том, что с ними было, никто не обмолвился и словом, но ночь они провели ужасную. Следующим же утром пристройка с ванной комнатой была снесена.

Все пообещали ван Аудейку не рассказывать об этой ночи, Элдерсма не захотел ничего говорить Еве, а ван Хелдерен Иде. Офицеры, вернувшись в Нгадживу, тоже молчали. Они сказали лишь, что ночь в ванной комнате была слишком неправдоподобной, чтобы их рассказу поверили. В конце концов один из младших лейтенантов проболтался. Весь город облетел рассказ о плевках бетелевой жвачкой, о брошенных откуда-то камнях, о раскачивающемся, как при землетрясении, мраморе под ногами, по которому они ударяли палками и саблями, и еще о чем-то отвратительном, что произошло с водой, наполнявшей ванну. Каждый добавлял что-то от себя. В итоге, когда рассказ достиг ушей ван Аудейка, он с трудом узнал в нем ту страшную ночь, которая и не расцвеченная плодами фантазии была достаточно ужасна.