Марсель Прево - Шоншетта

Однажды у него мелькнула мысль бросить службу в министерстве и опять начать бродячую жизнь на море, которая в течение многих лет давала ему столько счастья. Строгая корабельная дисциплина и серьезная ответственность за жизнь вверенных ему людей, может быть, дала бы спасительный оборот его мыслям? А теперь – Боже мой! – что за существование между зелеными обложками «дел» и конторками красного дерева! И он сам этого желал и добивался! Теперь он даже не имел права хлопотать о чем-нибудь ином; его будущность лежала в точно определенных рамках, и он вполне ясно представлял ее себе.

Вот он женат на Луизе, – жертва принесена. Он отчетливо сознавал, что никогда не в состоянии будет любить ее, как жену; мысль быть ее мужем теперь казалась ему почти циничной. Но, женатый на Луизе, он продолжает любить другую, и эта любовь все растет в его душе, усиливаемая разлукой и сожалением о навеки утраченном счастье. Ему предстоит всю жизнь скрывать свои мысли и чувства и заглушать голос сердца, возмущающегося тем, чего будет от него требовать неумолимый долг!..

Посреди этих тяжелых размышлений Жан получил от тетки письмо с извещением, о ее отъезде с Луизой на юг; при этом она добавила, что они поедут через Париж и нельзя ли им увидеться?

Эта мысль ужаснула Жана. Нет, на это у него не хватит сил! И он решил избежать этого свидания. Он написал тетке, что принужден уехать из Парижа, но, боясь, что они сами приедут к нему, нанял на это время комнату в отдаленном квартале, куда и переселился. В этом добровольном изгнании он провел целую неделю и, возвратившись домой, нашел трогательную записку от мадам Бетурнэ с выражениями сожаления. На обороте Луиза, без ведома тетки, написала: «Гадкий! Зачем вы прячетесь?»

Она угадала! Откуда этот дар ясновидения?

Жан постарался забыть об этом инциденте, находя смутное облегчение в мысли, что до срока исполнения его обещания еще далеко и что до тех пор, он в конце концов принадлежит самому себе. Если на него нападал страх осквернить воспоминания о Шоншетте нечистым желанием, – он уходил из дома, стараясь заполнить свободные часы утомительной прогулкой; и ему казалось, что после такой работы мускулов его ум совершенно освобождался от материальных оков, и из сияющей глубины его мечтаний поднимался образ Шоншетты, светлый и почти бестелесный.

Так прошел целый месяц, в конце которого д'Эскарпи получил два письма от мадам Бетурнэ. Во втором было несколько ласковых слов, приписанных рукою Луизы. Жан прочел их без малейшего волнения.

Однажды утром, когда он одевался, ему вдруг пришла дикая мысль. Он даже остановился, пораженный ее заманчивостью.

– Как я об этом раньше не подумал? – прошептал он.

Открыв ставни, он несколько мгновений вдыхал дивный чистый воздух раннего утра, вливавшийся в окно, потом поспешно докончил свой туалет, торопливо набросал записку в министерство и, отослав ее, поехал на вокзал Сен-Лазар. Покупая билет. Жан все еще колебался: что ему собственно делать в Верноне, этом скучном и до смерти унылом месте, с десяти часов утра (когда придет поезд) до двенадцати, – приемного часа в монастыре? Из-за таких пустяков его решение снова поколебалось. Да и позволят ли ему говорить с Шоншеттой? Положим, дама, наблюдавшая за приемом, знала его: видела в прошлом году с мадам Бетурнэ и Луизой; но как встретит его сама Шоншетта? Может быть, она поймет, сколько низости, слабости, распущенности в его поступке?

Жан вышел со станции и пошел, куда глаза глядят, но, подняв через несколько минут взор, увидел, что опять стоит перед вокзалом. Тогда он решился и направился к перронной решетке, чтобы сесть в поезд, но она только что закрылась – он опоздал. Он стал медленно прохаживаться по залу, чувствуя, что доведет свою низость до конца и подождет следующего поезда. Он смотрел на сновавших вокруг него людей и думал, что все они сознают цель, к которой стремятся, и что среди них один он не знает, куда приведет его потерявшая точку опоры воля. В девять часов открылась касса, и Жан взял билет.

В Верноне он сначала прогуливался под платанами около станции, потом зашел в церковь, все для того, чтобы убить время; заметив людей, завтракавших в ресторане, он вспомнил, что еще ничего не ел, и почувствовал внезапный голод, но потерял всякий аппетит, как только прикоснулся к первому поданному ему кушанью.

Между тем время шло, и наконец, Жан мог отправиться в монастырь. Мадам Арманд узнала его; он заговорил с ней о Луизе, как о своей невесте и сказал, что неожиданная болезнь заставила ее отложить свадьбу до будущей весны. Он даже решился прибавить, что, проезжая через Париж, Луиза дала ему несколько поручений к своей подруге. Мадам Арманд, которую Жан давно победил своим блестящим мундиром и своей военной корректностью, ответила, что берет на себя вызвать к нему Шоншетту.