Марсель Прево - Куколка (сборник)

Пробежав хронику, Бурдуа несколько минут курил, отложив «Фигаро» в сторону, так как злоупотребление чтением мешает пищеварению. После полуденного затишья бульвар начинал пробуждаться для скромной провинциальной жизни. Женщины без шляп, в домашних кофтах, усаживались на улице перед своими домами, болтая между собою; некоторые из них занимались штопкой чулок. Три девочки принялись бросать мячики в стену, противоположную мастерской, вертясь волчком, пока мячик совершал воздушное путешествие. Из кабачка вышел пьяный и шатаясь побрел по бульвару, бормоча какие-то невнятные слова; у него было такое красное лицо, что Бурдуа испугался, как бы с ним не случился тут же удар; но пьяный благополучно продолжал свой путь зигзагами, искусно лавируя между деревьями и с удивительной гибкостью спускаясь с тротуара на дорогу, пока, наконец, совсем не исчез.

На улице появилась стройная молодая девушка в синей юбке и полотняной блузочке, стянутой в талии черным кушаком. Поравнявшись с кафе, она замедлила шаги и с улыбкой взглянула на Бурдуа. Но он не любил таких приключений. В его глазах неизвестная женщина представляла тысячу опасностей – для душевного спокойствия, для кошелька, для здоровья; поэтому он сделал вид, что читает. В эту минуту из-за ближайшего угла показался красный автомобиль, из которого высунулась мужская голова в панаме. Шофер замедлил ход, с недоумением окинул взглядом бульвар, потом направился к маленькому кафе и остановился перед террасой. Из экипажа вышел худощавый мужчина лет сорока с длинными белокурыми усами, в светло-сером костюмер в светлых перчатках, держа в руке трость с серебряным набалдашником, По-видимому, скромная наружность ресторана удивила его, но корректная внешность единственного посетителя видимо успокоила. Он уверенно постучал тросточкой по мраморному столику, и на террасу тотчас же явился слуга, еще не успевший очнуться от дремоты.

– Содовой, – приказал «путешественник», – сахара, лимона и льда.

– Лимона и льда, – как эхо, повторил слуга. – Слушаю, месье!

Он уже направился к двери, но вдруг вспомнил что-то, вернулся и вежливо, но решительно сказал:

– У нас нет содовой.

– Нет содовой? Ну, так дайте мне простой воды… Только нельзя ли без микробов?

– У нас есть сельтерская вода.

– Ну, давайте сельтерскую! Живо!

Незнакомец уселся, снял панаму и вытер лоб. При этом Бурдуа заметил, что новоприбывший был совершенно лыс, что у него были серые глаза с красными по краям веками и что на всем лице лежал отпечаток какого-то изящного утомления. Сделав украдкой эти наблюдения, Бурдуа снова погрузился в чтение «Фигаро», закрывшись газетой, как щитом, от взглядов приезжего: прежде всего он боялся новых знакомств; кроме того этот господин в сером костюме, в дорогой шляпе, приехавший в автомобиле в маленькое кафе, чтобы заказать содовой воды, хотя и внушал ему невольное почтение, но вместе с тем и раздражал его.

«Рисуйся себе на здоровье! – думал Бурдуа. – Я не доставлю тебе удовольствия вниманием к изящным подробностям твоего туалета!» И он решительно принялся за чтение статьи о возможности забастовки на газовых заводах.

Обладатель серого костюма, по-видимому, был оскорблен таким равнодушием, потому что несколько раз пытался победить его: то он громко жаловался слуге на экономные порции лимона и льда, то требовал иллюстрированные журналы, то вдруг позвал шофера, чтобы угостить его.

– Просите, чего хотите, любезный!.. Не стесняйтесь – я вас угощаю! – сказал он при этом.

«Какие скверные манеры! – думал Бурдуа, прячась за своим «Фигаро». – Одет-то он хорошо, но плохо воспитан».

Бурдуа придавал огромное значение хорошему воспитанию. Сам он отличался простыми, но безукоризненными манерами, как и подобало человеку, прослужившему пятнадцать лет чиновником. «Когда я состоял на государственной службе, – всегда охотно упоминал он, прибавляя в конце разговора, – с исправным контролером директор обращался, как с равным».

Он не задумываясь определил общественное положение своего соседа по террасе: «Какой-нибудь мошенник высшего полета… Такие господа очень опасны!» В негодовании на помеху спокойной работе своего желудка он зашел так далеко, что припомнил знаменитых преступников, отличавшихся красотою или щегольством: Пранцини, Галлэ и других. Тем не менее он продолжал читать, хотя от раздражения едва понимал смысл слов.

«Вчера вечером, – гласила статья, – состоялось заседание синдиката в Ваграмском замке. Кроме полторы тысячи рабочих газовых заводов, явилось еще около сотни электротехников, чтобы подтвердить…»