Марсель Прево - Куколка (сборник)

– Ах, бросьте! – с сердцем промолвил я. – Что за сухие рассуждения! Что мне до моих дипломатических «обязанностей»! Политика от моего ухода ничего не потеряет…

– Ну, хорошо, – мягко промолвила Мадлен, – предположим, что вы правы и вправе изменить свой путь. Но… моя дочь?

– Мы возьмем ее с собой, – неуверенно произнес я.

– Полно! – грустно усмехнулась она, – вы и сами не верите тому, что говорите. Ведь все это сплошное безумие. Полно, друг мой!.. предадим все это забвению. Я уже не так молода, мне было непростительно ломать столько жизней. А, кроме того, право же, это было бы с моей стороны черной неблагодарностью по отношению к барону. Ведь он ни в чем не виноват передо мной, и мне не в чем упрекнуть его.

– Но я не хочу, не хочу терять вас вторично! – с отчаянием воскликнул я.

– Вы прелестны! – улыбнулась Мадлен. – Вот вы так действительно ни на йоту не постарели! Но, тем не менее, мне придется противостоять вам. Мне это тяжело, но… – Она не докончила начатой фразы и задумалась. – Не жалейте ни о чем, – вдруг снова заговорила она, – ни о том, чего не было, ни о том, что могло быть. Как знать, что было бы теперь, если бы мы тогда женились? Подумайте только, ведь мы были бы уже целых одиннадцать лет супругами! Кто поручится нам в том, что мы сохранили бы былую пылкость и нежность чувства? Весьма вероятно, что реальные стороны жизни разбили бы блестящий и сладкий бред наших грез. Не жалейте ни о чем! Вы и были, и останетесь для меня… навсегда, навсегда… воплощением моего духовного идеала… спутником моих грез, моей поэмой. Что касается меня, то – если вы были искренни, на что я надеюсь и во что хочу верить, – и я останусь в вашей памяти грезой, недостижимой мечтой. Поверьте, это лучше, потому что такие встречи и такие отношения не забываются. И, когда подойдет старость, и вы будете мысленно перебирать все свои встречи, я уверена, что остановившись мысленно на мне, вы скажете: «Это была самая лучшая, самая светлая встреча». Я не хочу другой роли.

– Мадлен! – умоляюще прошептал я, не выпуская ее руки.

Но она мягко высвободилась.

– Прощайте, друг мой, – промолвила она, – и не сердитесь на меня! Ведь я же не сделала вам ничего худого. Поверьте, не следует завершать поэтическую страничку нашего юного, пылкого чувства банальным концом и фальшивым положением. Пусть эта страничка останется недописанной. Так будет лучше. Я счастлива, что смогла залечить рану вашего самолюбия, сознавшись в том, что любила настоящей любовью… только вас!.. А теперь… прощайте…

– О, нет! – взмолился я, – не говорите этого ужасного слова: оно убивает всякую надежду на будущее.

– В таком случае до свидания!

– Когда?

Она задумалась; ее лицо было полупечально, полуулыбающееся.

– Тогда, когда мы будем в состоянии свидеться без того, чтобы тотчас же превратиться в двух безумцев… когда мы оба поседеем, как лунь!..

С этими словами она дошла до двери, вышла на галерею… Перед тем, как завернуть за угол, она остановилась на мгновение, окинула меня долгим, растроганным взглядом, несколько раз медленно кивнула головкой… потом скрылась за поворотом.

Я больше никогда не встречал Мадлен.

Прошли недели и месяцы, составившие долгие годы. Произошло много перемен.

Дон Галиппе уже давно почил последним сном, замок де Тенси опустел, моих дорогих опекунов тоже не стало. Люси де Префонтэн вышла вторично замуж, живет безвыездно в провинции и превратилась в добродетельную мать.

Лишь воспоминание о Мадлен сохранило всю свою яркость, всю свежесть, все неувядающее обаяние первой юности.

Не скрою, меня не раз охватывало сомнение относительно ее искренности: ведь вся эта история с мужем, анонимным письмом и уличением в супружеской неверности более чем романтична. Я мысленно задавал себе вопрос: «Да полно, уж не посмеялась ли она надо мною и в нашей вторичной встрече, в Саксонии, как посмеялась и раньше?» – и меня мучают сомнения.

Но бывают минуты, когда я непоколебимо верю в чистосердечие и искренность Мадлен; верю, что она действительно увлеклась мной (к чему бы ей лукавить?), что она действительно была рада вторичной встрече со мной, что ее снова охватило сладкое безумие увлечения.

Но потом эта уверенность снова уступает место сомнению.

Однако я никогда не чувствую против Мадлен ни зла, ни раздражения.

Наш романтический эпизод остался невыясненным и незаконченным, но он мне безгранично дорог, хотя бы за то ощущение и настроение юности и свежести, которые меня неизменно охватывают каждый раз, как я вспоминаю о нем.