Марсель Прево - Куколка (сборник)

– Вы были удивительно трогательны! – задумчиво промолвила Мадлен, отрицательно покачав головкой.

– Вы сказали это так, – улыбнулся я, – что я стану ревновать вас к своему былому «я».

– Да, вы были удивительно милы, – серьезно повторила Мадлен. – По вашей манере держать себя, сейчас было видно, что вас воспитала женщина высшего света, И ваше незнание жизни можно было легко объяснить утонченностью и избытком деликатности. В вас было много притягательного.

– Однако это не помешало вам бросить меня! – горько промолвил я.

– Это было необходимо, – вздохнула в ответ Мадлен.

При этих словах я сильно вздрогнул. Я инстинктивно почувствовал, что сейчас настанет решительный момент, что Мадлен сейчас приподнимет завесу, окутывающую эту необъяснимую тайну, что она прольет свет на наше общее прошлое, но что причинит мне сильнейшее страдание. Я чувствовал, что произойдет нечто непоправимое, что навек убьет желание, еще смутно теплящееся в моей груди. Мне хотелось остановить ее, громко крикнуть: «Нет, нет, не надо, не говорите!» Надежда, так покорно и так кротко притаившаяся в моем сердце, молила о пощаде… но мои губы не дерзнули произнести слова, способные удержать Мадлен от ее признания.

Она заговорила не спеша, словно мысленно глядя в отдаленное прошлое… Казалось, что звенящий зной палящего летнего дня мягко окутывал ее исповедь.

– Наша встреча – дело рока, – промолвила она. – Не могу сказать, что я была безупречна, но все же я была менее виновата, чем вы можете предполагать… Выслушайте! Я непременно хочу, чтобы вы знали. – Говоря это, она взяла мои руки и не выпускала их до конца своей речи. – Поверьте, эта исповедь далеко не легка мне, но вы должны помочь мне, раз мы снова стали друзьями. Когда мы встретились на маскараде Талиасерпи, я искала вас… или вернее, искала личность, которая достаточно понравилась бы мне для того, чтобы… я решилась сделать то, что я сделала с вами.

– О! – возмущенно вырвалось у меня.

– Вы находите это отвратительным, не правда ли? – со страданием в голосе промолвила Мадлен. – Но Бога ради выслушайте до конца, не торопитесь осуждать меня. Я искала вас потому, что была в безвыходном положении… Вы думаете, что в материальном положении? О, нет, не то, я никогда не знала нужды в деньгах, а если бы даже и нуждалась, то, во всяком случае, никогда не прибегла бы к такому способу. Моя безвыходность касалась моего душевного состояния. Я была замужем за Далесталем, которого искренне ненавидела, а любила… – упавшим голосом закончила она, нервно сжимая руки, – барона фон Комбер.

– Барона Комбер? – недоумевающе переспросил я.

– Вы судите о бароне теперь, когда ему пятьдесят лет, когда он растолстел, оплешивел и вообще заметно опустился, тогда как, уверяю вас, одиннадцать лет тому назад он был очень интересен и обаятелен и, самое главное, я любила его.

– Признаться, – сухо промолвил я, – это мне не только ничего не разъясняет, но наоборот еще сильнее сгущает тьму, окутывающую этот… темный эпизод.

– Верю, что вы не понимаете: этот случай понятен лишь мне одной. Видите ли, я по своей натуре неспособна принадлежать одновременно двум. Одна мысль о подобном разделе возбуждает во мне неопределенное отвращение. Я, кажется, скорее решилась бы на самоубийство, чем на подобную гнусность. Делесталь знал это свойство моей натуры и поэтому был вполне уверен во мне. Когда я высказывала ему свое глубочайшее презрение, он только улыбался в ответ. Он хорошо знал, что он гарантирован и ему ничто не грозит. И, желая вернее оградить себя, он беспрестанно пользовался своими супружескими правами, зная, что пока я живу с ним, я не сдамся другому. Впрочем, должна сказать, он не знал о моей склонности к барону; он, правда, видал его в обществе, но не обратил на него внимания.

– Но почему же вы не развелись? – спросил я.

– Как будто это было так просто! Вы не знаете Делесталя. Он сказал, что никогда не даст развода, кроме случая, когда он застанет меня на месте преступления. А с этой стороны он был совершенно спокоен.

– Так что же? – все более и более удивляясь, спросил я.

– Вот вы и представьте себе, чем стала моя жизнь между мужем, которого я от души презирала, и другим человеком, которого я любила, который домогался меня, но которому я могла принадлежать лишь будучи его женой.

– Так вы действительно любили барона? – нервно спросил я.

– Барон олицетворял в моих глазах полнейшую противоположность моему мужу, с его деспотизмом и тиранией. Барон казался мне воплощением душевной привязанности и нежной покорности. Он сумел затронуть и согреть мое сердце и казался мне единственным исходом и надеждой на освобождение.