Марсель Прево - Куколка (сборник)

Однажды, в середине масленичной недели, когда я зашел наведаться в министерство, Лорио вызвал меня в свой кабинет.

– Мсье д'Алонд, – сказал мне этот маленький человечек, донельзя комичный своей напыщенностью, – часто ли вы бываете в обществе? Теперь карнавал, самое время для удовольствий…

Я ответил, что с самого своего приезда в Париж со дня на день откладываю визиты, и какие бы то ни было знакомства и развлечения.

– Ага, вот оно что! – ответил он, – вот почему я нигде не встречаю вас! Я-то много бываю в обществе… в высшем обществе, – подчеркнул он, – но в настоящее время до Пасхи лишен возможности выезжать: у меня траур – умер один родственник, – пояснил он. – Не хотите ли поехать завтра вместо меня на один маскарад? О, очень фешенебельный маскарад! – быстро добавил он. – Его устраивает одна из представительниц итальянской аристократии, маркиза де Талиасерпи… Это – благотворительный маскарад… Я конечно должен был взять билет… мое положение, вы понимаете, принудило меня… но, так как я в трауре…

С этими словами он протянул мне входной билет.

Мне крайне не хотелось, но я счел неудобным отказать старшему, хотя мне – повторяю – это было крайне неприятно: ведь я знал, что эти билеты платные и, значит, принимая таковой от Лорио, я невольно обязывался ему. Но пришлось принять.

– Вот и прекрасно! – сказал Лорио. – Вы развлечетесь и, может быть, сделаете какие-нибудь интересные знакомства. Очень рад возможности доставить вам удовольствие. А вместе с тем, вы будете прекрасным представителем нашего министерства. Зайдите в следующую среду; мне будет интересно выслушать ваши впечатления.

Я поблагодарил своего начальника, но дал ему понять, что принимаю это как служебную миссию, от которой не имею права отказаться.

Я знал понаслышке о том, что это за маскарад, который казался Лорио таким «фешенебельным». Маркиза де Талиасерпи действительно принадлежала к сливкам итальянской аристократии, но она так много жертвовала на благотворительные дела, что ей не хватало своих средств, и потому она ежегодно устраивала в своем роскошном особняке на улице Бальзака благотворительный вечер, а сбор с него употребляла на такие дела, на которые не хватало ее личных средств. На эти вечера съезжались и настоящий «свет», и элегантный «полусвет» высшей марки. Светских дам интересовала возможность встретиться и видеть вблизи шикарных кокоток, а последние радовались возможности потолкаться в обществе светских женщин. Таким образом, и те, и другие были вполне удовлетворены.

Я знал это, но был преисполнен таким отвращением к профессионалкам любви, что уже заранее чувствовал отвращение к предстоящему балу.

Поэтому, когда настало время, я без особой горячности сделал свой туалет и отправился на улицу Бальзака с твердым намерением пройтись по залам, сделать поверхностный, беглый осмотр, дабы иметь возможность «отрапортовать» своему начальству, и тотчас же вернуться восвояси.

Однако же, вручая с кислым видом лакею свои пальто и палку, я невольно почувствовал некоторое волнение. Был приблизительно час ночи. В высоких, красивых сенях, уставленных чудными растениями, уже толпилась масса людей. Мужчины в своих черных фраках и смокингах не представляли для меня ничего неожиданного, но зато женщины явились для меня совершенно необычными, и, скажу, упоительным зрелищем. Бальные платья, драгоценности, красивые прически, живые цветы и таинственные, манящие маски, прикрывающие пол-лица, ослепительное сверкание глаз сквозь разрезы маски, сверкание декольтированных плеч, обнаженных рук, опьяняющий запах тонких духов – все это поразило меня, кинулось; мне в голову, как крепкое вино.

Ах, что за дивное зрелище! Все эти тонкие, стройные, изящные красавицы, ловким пластичным движением плеч сбрасывающие с себя элегантные манто, отделанные драгоценными мехами горностая, шиншиллы, соболя!.. А подчас появление из-под такого манто стройной фигурки в платье «директорши», с разрезом до пояса, дающим возможность полюбоваться стройной ножкой во всю ее длину!..

Конечно, я чувствовал презрение к женщинам, способным показываться в таком откровенном наряде. Я не мог бы ни заинтересоваться, ни полюбить ни одну из них, но, тем не менее, они опьяняли меня, чаровали глаз, невольно дурманили голову.

Я вошел вслед за этой душистой, сверкающей толпой. Начиная с первого же зала, все оказались в такой толчее, что приходилось двигаться с руками, плотно прижатыми по бокам. Но это никого не огорчало и не обескураживало. Напротив, эта теснота всех смешила и развлекала. То и дело слышались веселые шутки и легкий смех.