Владимир Орлов - Истощение времени (сборник)

– Танцы, – сказал Букварь, – а я думал, откуда музыка… Оказывается, танцы… Пойдем к ручью?

– Нет. Постоим здесь. Посмотрим.

– Посмотрим.

Букварь подумал вдруг, что слова им обоим нужны сейчас как костыли, помогающие шагать. Внутри них теснятся сейчас мысли и чувства, а слова произносятся тихие, ничего не значащие.

Ветер, западный, из-за огородов, раскачивал, трепал музыку, иногда уносил ее к ручью, словно шептал ей временами: «Тише!» Пары танцевали медленно. Букварь смотрел на длинного парня в серой кепочке с помятым козырьком. Парень почти совсем не двигал ногами, почти стоял на месте, отвернувшись от своей партнерши, курносой девчонки в платье горошком, стоял со скучным, кислым лицом, словно ему осточертели и это танго, и эта девица и он ждет не дождется, когда динамик замолкнет.

Динамик замолк, похрипел, потрещал и снова завел то же самое танго, снова длинный парень стал топтаться на асфальте с девчонкой в платье горошком.

– Пригласи меня, – сказала Даша.

– Я плохо танцую, – растерялся Букварь.

– Я тоже не очень… Ты пригласи…

Танцевали медленно, как все. Букварь держал руку на талии Даши и иногда ощущал мягкое прикосновение Дашиной косы. «А почему у них танцы во вторник?.. Ну да, здесь живут рабочие лесозавода… По вторникам им не дают электроэнергию… По вторникам у них выходной…»

– Ну вот, – улыбнулся Букварь, – а я хотел увести тебя от людей.

И тут же пришла резкая, злая мысль: «Как ты можешь, как ты смеешь улыбаться, слушать музыку, танцевать в те минуты, в те самые минуты, когда…»

– Букварь, – остановилась Даша, – пойдем к ручью. Пойдем.

Она повернулась и побежала вдруг по асфальтовому пятаку мимо танцующих пар. Букварь рванулся за ней, пролетело перед ним скучное, кислое лицо парня в серой кепочке с помятым козырьком, чьи-то удивленные глаза проводили его. Букварь выскочил на пыльную мостовую, поймал Дашин локоть…

– Подожди!

Даша перестала бежать, но шла быстро, упрямо наклонив голову, и Букварь с трудом поспевал за ней.

Мелькали деревянные домики с палисадниками, с резными наличниками и цветами у заборов. Потом улица оборвалась, уткнулась в узкий бревенчатый мост, переброшенный через ручей.

Даша остановилась. Она смотрела на двух девчонок с косичками, игравших в мяч у деревянных перил. Мяч покатился в сторону Даши, и Даша ударила его ногой.

– Тетенька, это наш! – взвизгнули косички.

– Смешные девчонки! – улыбнулась Даша.

– Смешные, – повторил Букварь.

– И косички…

– Даша! Ну что ты! Не надо, Даша… Вот, возьми мой платок… Не надо, Даша!.. Слезы, они…

Поддерживая за локоть, он отвел Дашу в сторону, к ручью, к теплым коричневым камням, усадил ее, плачущую, беспомощную, на эти камни, говорил слова, которые должны были ее успокаивать, а сам думал: «Пусть плачет, пусть не сдерживает себя, ей станет только легче. Мне бы тоже, может быть, стало легче, только я мужчина…»

Дашины плечи вздрагивали, и коса ее вздрагивала. Даша то всхлипывала тихо, словно пыталась перестать, то рыдала громко и тоскливо, и Букварь теребил нервно пальцами платок, который Даша так и не взяла. Он смотрел на быструю воду ручья, на девчонок с косичками, застывших у моста, глядевших на него и Дашу, и думал о том, что иначе и быть не могло.

Весь сегодняшний день они старались сдержать теснившиеся внутри них чувства какими-то действиями и ничего не значащими словами, и вот теперь эти чувства вырвались наружу, и стало легче. Человек напридумывал столько, лишь бы не быть естественным в проявлении своих чувств, а зачем?..

Они сидели у ручья, наверное, уже долго. Солнце запуталось в кедровых лапах, но все еще жарило. Даша вытирала глаза и щеки платком Букваря, а Букварь брал из мокрого песка мелкие плоские камешки и швырял их в бегущую воду. Ему не давала покоя одна мысль, и он решил узнать обо всем сегодня, не думая о том, будет это тактично или нет.

И все же он никак не мог задать Даше придуманный им вопрос, все швырял камешки в холодную воду и считал их прыжки.

– Даша, – сказал Букварь, – ты давно знала Кешку?

Это было совсем не то, что он хотел спросить.

– Мы дружили четвертый год…

Букварь, холодея от волнения, все-таки заставил себя сказать:

– Он любил тебя? Только честно.

– Да.

– Ты не обижайся. Для меня это очень важно… Мне казалось…

– Я знаю, что тебе казалось. Я понимаю…

Она снова заплакала, уткнулась лицом в колени. Букварь ходил около нее по мокрому песку, ругал себя за свои глупые, неуместные сейчас вопросы.