Владимир Орлов - Истощение времени (сборник)

Шляпка чуть-чуть расплющилась и вмялась в металл накладки.

Букварь опустил молоток и потер нос.

Рванулись к нему парни, бежали, прыгали по шпалам, кричали что-то несуразное, подскочив, начали жать ему руки, шлепали своими лапищами его по плечу, вспомнили вдруг: «Качать!» – подхватили его, Букварь полетел вверх, перевертываясь, увидел, как прыгали и обнимались у насыпи люди, как махал красным флагом маленький Спиркин.

– Что вы, ребята! Я-то при чем!..

– Ты тут ни при чем! Тут первый костыль!

– Первый костыль на линии Абакан – Тайшет забит, – декламировал Спиркин, и старый, выцветший флаг рвался из его рук.

Вовсе это был и не первый костыль, – первые уже заколотили ребята в Абакане и Минусинске, но это ничего не меняло. Букварь стоял, счастливый, ошалевший, смотрел, как парни по очереди трогали вбитый им костыль и как стучали они по нему своими тяжелыми молотками, чтобы сидел крепче.

Солнце уже зашло, и воздух стал синеть. Костыльные молотки успокоились, делали теперь свое дело играючи, падали на гулкие рельсы, выбивали снопы голубых искр. Искры подскакивали и гасли тут же. Небо скучнело и на востоке стало мрачным.

– Ну ладно, – сказал Макогон. – Одно звено я вам разрешил сделать. И все. Можете идти домой.

Можно было идти домой, но никто не пошел. Стояли на насыпи всей бригадой, уставшие здорово, курили, молчали. Стояли полчаса или час, любовались первым своим звеном, смотрели на «зрителей», качали головами. «Чудные, честное слово, люди. Что мы, перекрыли Ангару, что ли? Или Волгу? Подумаешь, уложили одно звено. А сколько таких звеньев до Тайшета!»

Букварь подумал вдруг, что вот и в его взрослой жизни «уложено» первое звено, первые двенадцать с половиной метров. Это так мало, ну просто ерунда. И это страшно много. Ведь в этом звене – и Шушенское, и стальные рельсы в Саянах, и все, что произошло с Кешкой, и Николай, и Зойка, и Ольга.

Он невольно перевел взгляд туда, где час назад стояли Ольга, Зойка, Даша. Они и сейчас были там и кричали ему что-то. Он засмеялся и хотел спуститься к ним с насыпи.

Но тут он увидел, как один из каменщиков, пожилой уже, наклонился и прижал ухо к рельсине. Что он там мог услышать: постукивание колес, что ли? Ведь вся дорога была длиною в двенадцать с половиной метров. Чудак… Букварь засмеялся, покачал головой и, не выдержав вдруг, подошел к застывшему навсегда стальному звену, опустился на корточки и тоже прижал ухо к рельсу.

Металл был теплый и шумел как-то таинственно и странно, словно гул его складывался из человеческого смеха, паровозных гудков, шума ветров и колесных ударов по стыкам. Может быть, рельсы были сделаны из особого металла, умеющего передавать звуки на расстоянии, а может быть, сам он, Букварь, был чудак и выдумщик, и все эти звуки ему просто послышались.