Николай Гумилев - Далеко, далеко на озере Чад…

Луна склонялась, но чуть-чуть,
Когда они пустились в путь
Через канавы и бурьян, —
Луи, и Мик, и павиан.
Луи смеялся и шутил,
Мешок с мукою Мик тащил,
A павиан среди камней
Давил тарантулов и змей.
Они бежали до утра,
A на день спрятались в кустах,
И хороша была нора
B благоухающих цветах.

Они боялись – их найдут.
Кругом сновал веселый люд:
Рабы, сановники, купцы,
C большими лютнями певцы,
Послы из дальней стороны
И в пестрых тряпках колдуны.
Поклонник дьявола порой
C опущенною головой
Спешил в нагорный Анкобер,
Где в самой темной из пещер
Живет священная змея,
Земного матерь бытия.

Однажды утром, запоздав,
Они не спрятались средь трав,
И встретил маленький отряд
Огромный и рябой солдат…
Он Мика за руку схватил,
Ременным поясом скрутил.
«Мне улыбается судьба,
Поймал я беглого раба! —
Кричал. – И деньги, и еду
За это всюду я найду».
Заплакал Мик, а павиан
Рычал, запрятавшись в бурьян.
Ho, страшно побледнев, Луи
Вдруг поднял кулаки свои
И прыгнул бешено вперед:
«Пусти, болван, пусти, урод!
Я – белый, из моей земли
Придут большие корабли
И с ними тысячи солдат…
Пусти иль будешь сам не рад!» —
«Hy, ну, – ответил, струсив, плут, —
дите с Богом, что уж тут».

И в вечер этого же дня,
Куда-то скрывшись, павиан
Вдруг возвратился к ним, стен я,
Ужасным горем обуян;
Он бил себя в лицо и грудь,
От слез не мог передохнуть
И лишь катался по песку,
Стараясь заглушить тоску.
Увидя это, добрый Мик
Упал и тоже поднял крик
Такой, что маленький шакал
Его за милю услыхал.
И порешил, пускаясь в путь:
«Наверно, умер кто-нибудь».
Луи, не зная их беды,
K ручью нагнулся поскорей
И, шляпой зачерпнув воды,
Плеснул на воющих друзей.
И павиан, прервав содом,
Утершись, тихо затянул:
«3a этою горой есть дом,
И в нем живет мой сын в плену.
Я видел, как он грыз орех,
B сторонке сидя ото всех.
Его я шепотом позвал,
Меня узнал он, завизжал,
И разлучил нас злой старик,
C лопатой выскочив на крик.
Его немыслимо украсть,
Там псы могучи и хитры,
И думать нечего напасть —
Там ружья, копья, топоры».
Луи воскликнул: «Hy, смотри!
Верну я сына твоего;
Ho только выберешь в цари
У вас меня ты одного».
Он принял самый важный вид,
Пошел на двор и говорит:
«Я покупаю обезьян.
У вас есть крошка павиан —
Продайте!» – «Я не продаю», —
Старик в ответ. «A я даю
Вам десять талеров». – «Ой! ой!
Да столько стоит бык большой.
Бери». И вот Луи понес
Виновника столь горьких слез.
Над сыном радостный отец
Скакал, как мячик; наконец
Рванул его за хвост, любя.
«Что, очень мучили тебя?» —
«Я никаких не видел мук.
Хозяин мой – мой первый друг!
Я ем медовые блины,
Катаю обруч и пляшу,
Мне сшили красные штаны,
Я ихпо праздникам ношу».
И рявкнул старый павиан:
«Hy, если это не обман,
Тебе здесь нечего торчать!
Вернись к хозяину опять.
Стремись науки все пройти:
Трубить, считать до десяти…
Когда ж умнее станешь всех,
Тогда и убежать не грех!»

Луны уж не было, и высь
Как низкий потолок была,
Ho звезды крупные зажглись —
И стала вдруг она светла,
Переливалась… A внизу
Стеклянный воздух ждал грозу.
И слышат путники вдали
Удары бубна, гул земли.
И видят путники: растет
Bo мгле сомнительный восход.
Пятьсот огромных негров в ряд
Горящие стволы влачат.
Другие пляшут и поют,
Трубят в рога и в бубны бьют,
A на носилках из парчи
Царевна смотрит и молчит.
To дочка Мохамед-Али,
Купца из Йеменской земли,
Которого нельзя не знать,
Так важен он, богат и стар,
Наряды едет покупать
Из Дире-Дауа в Xappap.
B арабских сказках принца нет,
Калифа, чтобы ей сказать:
«Моя жемчужина, мой свет,
Позвольте мне вам жизнь отдать!»
B арабских сказках гурий нет,
Чтоб с этой девушкой сравнять.

Она увидела Луи
И руки подняла свои.
Прозрачен, тонок и высок,
Запел как флейта голосок:
«О милый мальчик, как ты бел,
Как стан твой прям,
Как взор твой смел!
Пойдем со мной.
B моих садах
Есть много желтых черепах,
И попугаев голубых,
И яблок, соком налитых.
Мы будем целый день-деньской
Играть, кормить послушных серн
И бегать взапуски с тобой
Вокруг фонтанов и цистерн.
Идем». Ho, мрачный словно ночь,
Луи внимал ей, побледнев,
И не старался превозмочь
Свое презрение и гнев:
«Мне – слушать сказки, быть пажом,
Когда я буду королем,
Когда бесчисленный народ
Меня им властвовать зовет?
Ho если б и решился я,
C тобою стало б скучно мне:
Ты не стреляешь из ружья,
Боишься ездить на коне»?