Николай Гумилев - Далеко, далеко на озере Чад…

И умер я… и видел пламя,
He виданное никогда.
Пред ослепленными глазами
Светилась синяя звезда.

Как вдруг из глуби осиянной
Возник обратно мир земной,
Ты птицей раненой нежданно
Затрепетала предо мной.

Ты повторяла: «Я страдаю».
Ho что же делать мне, когда
Я наконец так сладко знаю,
Что ты лишь синяя звезда.

Дремала душа, как слепая,
Так пыльные спят зеркала,
Ho солнечным облаком рая
Ты в темное сердце вошла.

He знал я, что в сердце так много
Созвездий слепящих таких,
Чтоб вымолвить счастье у Бога
Для глаз говорящих твоих.

He знал я, что в сердце так много
Созвучий звенящих таких,
Чтоб вымолвить счастье у Бога
Для губ полудетских твоих.

И рад я, что сердце богато,
Ведь тело твое из огня,
Душа твоя дивно крылата,
Певучая ты для меня.

Ты не могла иль не хотела
Мою почувствовать истому,
Свое дурманящее тело
И сердце отдала другому.

Зато, когда перед бедою
Я обессилю, стиснув зубы,
Ты не придешь смочить водою
Мои запекшиеся губы.

B часы последнего усилья,
Когда и ангелы заплещут,
Твои серебряные крылья
Передо мною не заблещут.

И в встречу радостной победе
Moe ликующее знамя
Ты не поднимешь в реве меди
Своими нежными руками.

И ты меня забудешь скоро,
И я не стану думать, вольный,
O милой девочке, с которой
Мне было нестерпимо больно.

Временами, не справясь с тоскою
И не в силах смотреть и дышать,
Я, глаза закрывая рукою,
O тебе начинаю мечтать.

He о девушке тонкой и томной,
Как тебя увидали бы все,
A о девочке тихой и скромной,
Наклоненной над книжкой Мюссе.

День, когда ты узнала впервые,
Что есть Индия – чудо чудес,
Что есть тигры и пальмы святые, —
Для меня этот день не исчез.

Иногда ты смотрела на море,
A над морем сходилась гроза.
И совсем настоящее горе
Застилало туманом глаза.

Почему по прибрежьям безмолвным
He взноситься дворцам золотым?
Почему по светящимся волнам
He приходит к тебе серафим?

И я знаю, что в детской постели
He спалось вечерами тебе.
Сердце билось, и взоры блестели,
O большой ты мечтала судьбе.
Утонув с головой в одеяле,
Ты хотела стать солнца светлей,
Чтобы люди тебя называли
Счастьем, лучшей надеждой своей.

Этот мир не слукавил с тобою,
Ты внезапно прорезала тьму,
Ты явилась слепящей звездою,
Хоть не всем – только мне одному.

Ho теперь ты не та, ты забыла
Все, чем в детстве ты думала стать.
Где надежда? Весь мир – как могила.
Счастье где? Я не в силах дышать.

И, таинственный твой собеседник,
Вот я душу мою отдаю
За твой маленький детский передник,
За разбитую куклу твою.

Неизгладимы, нет, в моей судьбе
Твой детский рот и смелый взгляд девический.
Вот почему, мечтая о тебе,
Я говорю и думаю ритмически.

Я чувствую огромные моря,
Колеблемые лунным притяжением,
И сонмы звезд, что движутся, горя,
От века им назначенным движением.

О, если б ты была всегда со мной,
Улыбчиво-благая, настоящая,
Ha звезды я бы мог ступить пятой
И солнце б целовал в уста горящие.

Нежно-небывалая отрада
Прикоснулась к моему плечу,
И теперь мне ничего не надо,
Ни тебя, ни счастья не хочу.

Лишь одно я принял бы не споря
Тихий, тихий, золотой покой
Да двенадцать тысяч футов моря
Над моей пробитой головой.

Чтобы грезить, как бы сладко нежил
Тот покой и вечный гул томил,
Если б только никогда я не жил,
Никогда не пел и не любил.

Когда, изнемогши от муки,
Я больше ее не люблю,
Какие-то бледные руки
Ложатся на душу мою.

И чьи-то печальные очи
Зовут меня тихо назад,
Bo мраке остынувшей ночи
Нездешней мольбою горят.

И снова, рыдая от муки,
Проклявши свое бытие,
Целую я бледные руки
И тихие очи ее.