Элизабет Мид-Смит - Школьная королева

– Мэри!

– Да, да, солгала! У меня всегда была способность, проклятая способность подражать чужому почерку. Китти совершенно не виновата. Написала письмо я. Написала, приклеила марку, указала адрес. Я написала ее почерком. О, я была уверена, что сделаю это отлично. Никто не сумел бы отличить, что это письмо написано не Китти О’Донован. Потом… потом я сама опустила его в почтовый ящик. Вот и вся история.

Трудно было заставить Генриетту проявить сочувствие. В эту минуту на нее было страшно смотреть: губы посинели, глаза округлились, все лицо стало мертвенно-бледным.

– Ты, Мэри Купп, сделала это?

– Да.

– Зачем?

– Ты сказала, что я… я должна помочь тебе. Ты завидовала Китти. Я подумала: нужно что-то сделать, чтобы Китти попала в беду…

– А теперь скажи, почему эта телеграмма так испугала тебя?

– Хорошо. Это-то и есть самое ужасное. В школе есть одна девочка, которая знает о моей способности подражать разным почеркам. Это Мэри Дов. Она более или менее в моих руках.

– Также и в моих, – усмехнулась Генриетта.

– Да, я думаю, что она ничего не скажет, потому что напугана. Знают еще мои сестры, но, странное дело, им никогда не приходило это на ум. Теперь я должна рассказать тебе о Поле – моем больном брате. Ты знаешь, что я получила от него письмо. Он так любит меня, что, кажется, и на далеком расстоянии может чувствовать мои волнения. Он писал мне в этом письме, что беспокоится за меня и чувствует, что я в тревоге; что он боится, не сделала ли я чего дурного. Он напомнил о данном ему обещании никогда не подражать чужим почеркам, так как этим я могу ввести себя и других в беду.

Вот что написано в том письме, которое восстанавливает Самюэль Джон Мак-Карти. Я разорвала его на клочки (сжечь не могла, потому что не было огня) и спрятала под кустиком щавеля. Ночью выбежала во время грозы – и ничего не нашла. Нет сомнения в том, что случилось. Клотильда съездила в Лондон посоветоваться с отцом, и какой-то Самюэль Джон Мак-Карти восстанавливает письмо. Тогда все откроется. Что теперь делать, Генриетта?

– У меня не хватает слов для того, чтобы выразить, как я ненавижу тебя.

– Знаю, что заслужила это, Генни. Но что же делать?

– Я оставлю у себя эту телеграмму, – сказала Генриетта, – и пойду все обдумаю. Не воображай, пожалуйста, что я буду заботиться о тебе.

– Тогда, может быть, будет лучше, если я во всем признаюсь, – быстро проговорила Мэри.

– Да, и в славное положение ты меня поставишь.

– Нисколько, Генни: я скажу, что ты ничего не знаешь, что я только теперь рассказала тебе и ты заставила меня сейчас же сознаться. Лучше сознаться. Только это и остается мне. Все так страшно запуталось, что я не могу вынести больше. Я должна, да, я должна получить облегчение или я сойду с ума.

– А ты думаешь, что меня интересует, сойдешь ты с ума или нет?

– Знаю, что не интересует. Знаю, что ты должна думать обо мне ужасные вещи. Что все должны это думать обо мне. Не пиши только об этом моему брату, Генни.

– Непременно напишу.

– Генни, какая ты злая! Ты хуже меня.

– Не смей говорить, что я хуже тебя! Разве я стала бы подделываться под чужой почерк? Ведь тебя могут посадить за это в тюрьму.

– Генни, смилуйся, смилуйся!

– И не думаю. В жизни не слышала о таком дурном, дурном, дурном поступке.

– Генни, я сделаю все, что ты хочешь. Посоветуй мне.

– Останься здесь на полчаса. Я уйду и подумаю. Боже мой! У меня ведь нет никого, с кем можно было бы посоветоваться. В какое затруднительное положение ты меня поставила! Как я доверяла тебе! Ты самая дурная девочка из всех, кого я знаю! Я всегда думала, что ты плохая, – теперь убедилась в этом. Оставайся тут, пока я не вернусь, приказываю тебе.

– Только отдай, отдай мне, пожалуйста, телеграмму! Позволь мне оставить телеграмму у себя!

– Нет.

Быстро дойдя до почтового отделения, Елизавета опустила руку в карман с намерением вынуть телеграмму и отослать ее. К ужасу, телеграммы не оказалось в кармане, зато обнаружилась дыра. Но что было еще хуже – она забыла название отеля, в котором остановились родители Клотильды. Постояв и подумав немного, Елизавета повернулась и медленно пошла назад. Она смотрела по обе стороны дороги, однако нигде не было видно телеграммы.

Елизавета решила, что следует разбудить Клотильду и рассказать ей о случившемся. По пути в дом она встретила Генриетту. Все последнее время Генриетта старательно избегала встреч с Елизаветой. Между ними не было ничего общего; все знали, что они держатся противоположных мнений насчет Китти. Елизавета ускорила шаги и прошла было мимо Генриетты, но та вдруг сказала ей: