Гилберт Честертон - Смерть и воскрешение патера Брауна (сборник)

– Я не пойду! – лихорадочно воскликнул Хорн. – Я никогда в жизни больше не пойду по той тропе!

– Мне кажется, что нам всем сегодня ночью придется пройти по этой тропе, – торжественно заявил патер Браун, – хотя я не стану отрицать, что это опасная тропа… и не только для одного из нас.

– Я не пойду! Господи, как вы терзаете меня! – крикнул Хорн, как-то странно вращая глазами.

Он поднялся вместе со всеми, но не двигался с места.

– Мистер Хорн, – твердо сказал Нэрс, – я офицер полиции, и этот дом – может быть, вам это неизвестно? – оцеплен моими людьми. Я пытался выяснить обстоятельства дела мирным путем, но моя обязанность – довести следствие до конца. Я требую проводить меня на то место, о котором вы только что говорили.

Опять воцарилось молчание. Хорн тяжело дышал, словно охваченный неописуемым ужасом. Внезапно он опять опустился в кресло и сказал окрепшим, решительным голосом:

– Нет, не могу! И я вам скажу почему. Все равно вы рано или поздно узнаете. Это я убил его.

На мгновение воцарилась тишина. Все присутствующие замерли, будто пораженные ударом молнии. Потом в этой чудовищной тишине прозвучал голос патера Брауна – странный и тонкий, как писк мыши.

– Вы убили его сознательно? – спросил он.

– Как ответить на такой вопрос? – Хорн сидел в кресле и нервно грыз ногти. – Я, вероятно, обезумел от ярости. Он вел себя возмутительно! Я забрел в его усадьбу, и он, кажется, оскорбил меня и даже ударил меня первый. Завязалась драка, и я сбросил его со скалы. Когда я пришел в себя, то понял, что, совершив это преступление, я вырыл пропасть между собой и остальным человечеством. Клеймо Каина горело на моем челе. Я впервые понял, что убил человека. И еще я понял, что рано или поздно мне придется сознаться. – Он внезапно выпрямился в кресле. – Но больше я ничего не скажу. Бесполезно спрашивать меня, кто были мои сообщники, существовал ли заговор и прочее. Я ничего не скажу.

– Учитывая, что одновременно были совершены два другие убийства, очень трудно поверить, что ссора между Уайзом и вами началась так неожиданно, – сказал Нэрс. – Вас, вероятно, кто-нибудь послал сюда?

– Я не стану предавать моих товарищей, – гордо сказал Хорн. – Пусть я убийца, но не предатель.

Нэрс подошел к дверям и отдал кому-то приказание.

– Мы пойдем туда, – тихо сказал он секретарю погибшего, – и этот человек пойдет с нами под конвоем.

Все чувствовали, что погоня за привидением на морском берегу – довольно глупое занятие после того, как убийца покаялся. Но Нэрс, несмотря на весь его скептицизм и презрение к подобным вещам, считал своим долгом довести дело до конца и перевернуть каждый прибрежный камень, будь то даже могильный, ведь скала по сути оказалась не чем иным, как надгробным камнем над местом вечного упокоения бедняги Гидеона Уайза.

Нэрс последним вышел из дома, запер дверь и тронулся за остальными на берег. К его удивлению, он встретил на дороге молодого секретаря Поттера, бежавшего ему навстречу; круглое лицо его казалось в лунном свете таким же белым, как луна.

– Ей-богу, сэр (то были его первые слова за весь вечер), там что-то есть… что-то похожее на Уайза…

– Вы сошли с ума! – воскликнул сыщик. – Вы все бредите!

– Неужели вы думаете, что я не узнал бы его? – воскликнул секретарь с какой-то странной дерзостью. – Кому как не мне узнать хозяина!

– А ведь вполне возможно, что у вас есть основания ненавидеть его, как и у Хокета, – резко сказал сыщик.

– Возможно, – ответил секретарь. – Так или иначе, я изучил его хорошо. И я вам говорю, я видел его – он стоял там прямой, неподвижный, залитый зловещим лунным светом.

И он указал в сторону ущелья, где сыщик разглядел нечто такое, что могло быть лунным лучом или полосой пены, но уже при ближайшем рассмотрении принимало более реальные очертания. Они подошли на сотню шагов ближе, а странная фигура не двигалась, все больше походя на серебряную статую.

Нэрс заметно побледнел и остановился, размышляя, как быть. Поттер не пытался скрыть своего ужаса; он был напуган не меньше Хорна. И даже Бирн, видавший виды репортер, никак не решался подойти поближе. В то же время ему показалось странным, что единственным человеком, не проявлявшим признаков страха, был патер Браун, который только что откровенно признался, что его могло бы испугать привидение. Священник спокойно шел вперед своей ковыляющей походкой, словно таинственный предмет был всего лишь доской для объявлений, которые он собирался посмотреть.