Гилберт Честертон - Смерть и воскрешение патера Брауна (сборник)

– Они тут часто кружат, – сказал секретарь.

– Оружие либо очень новое, либо очень старое, – заметил патер Браун. – Кое-какие сведения по этому поводу есть, должно быть, у дядюшки Крейка. Надо расспросить eгo o стрелах. Похоже на стрелу краснокожего. Не знаю, откуда краснокожий мог пустить ее. Но вы помните, что рассказывал старик? Я еще сказал, что из этого можно вывести некоторую мораль.

– О, мораль! – с готовностью отозвался Уилтон. – Краснокожий может пустить стрелу с большего расстояния, чем предполагают, – вот вам и вся мораль! Бессмысленно проводить параллель.

– Не думаю, что вы вполне правильно уяснили себе мораль, – сказал патер Браун.

Хотя в последующие дни маленький священник будто растворился среди многомиллионного населения Нью-Йорка и не стремился быть кем-либо иным, кроме как человеком, проживающим на улице номер такой-то, но на самом деле он в течение двух недель был всецело поглощен возложенным на него поручением, потому что сильно боялся ошибки правосудия. Он пользовался всяким удобным случаем, чтобы переговорить с двумя-тремя своими новыми знакомыми, причастными к этому таинственному делу. Разумеется, не подавая вида, будто он в чем-либо их подозревает.

Особенно любопытный разговор у священника состоялся со старым Гикори Крейком. Дело происходило на скамейке в Центральном парке, где сидел ветеран, опершись костлявыми руками и заостренным подбородком на странной формы набалдашник своей трости красного дерева – набалдашник, чем-то напоминающий томагавк.

– Да, расстояние большое, – говорил он, покачивая головой, – но я советовал бы вам не быть чересчур категоричным насчет того, с какого расстояния может попасть в цель стрела индейца. Помню несколько случаев, когда стрела летела так же прямо, как пуля, и попадала в цель удивительно метко, принимая во внимание дальность расстояния. Конечно, сейчас ничего не слышно ни о каких краснокожих с луками и стрелами, тем более не слышно, чтобы краснокожие бродили поблизости. Но если предположить, что кто-нибудь из славных индейских стрелков со старинным луком в руках скрывался в перелеске, в нескольких сотнях ярдов от стен, окружающих дом Мертона… Одним словом, я не поручусь, что доблестный дикарь не сумел бы послать стрелу через стену в самое верхнее окно дома Мертона, даже в самого Мертона. В былые времена я видел и не такие чудеса.

– И не только видели, но и совершали, вероятно? – непринужденно осведомился патер Браун.

Крейк поперхнулся и угрюмо проворчал:

– О, это старая история!

– Люди не прочь иногда покопаться в прошлом, – продолжал патер Браун. – Я полагаю, в вашем послужном списке нет ничего такого, что могло бы дать им повод для неприятных разговоров?

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Крейк, и глаза его забегали на красном, словно деревянном лице, чем-то тоже напоминающем томагавк.

– Ну, раз вам так хорошо знакомы уловки и приемы краснокожих… – медленно начал патер Браун.

Крейк только что сидел, скорчившись и тяжело опираясь на свою трость с диковинным набалдашником, но при этих словах он вскочил и выпрямился во весь рост, с воинственным видом потрясая зажатой в руке тростью.

– Что такое? – сиплым голосом закричал он. – Какого черта? Вы смеете подозревать меня в том, что я убил своего шурина?

Люди, сидевшие на соседних скамейках и на расставленных вдоль дорожки стульях, повернулись и уставились на споривших: на лысого, энергичного старика, который размахивал своей тростью, как дубинкой, и на кругленького человечка в черном, который смотрел на него, не шевеля ни единым мускулом. В первый момент казалось, что человечек будет уложен с чисто индейской быстротой, и на горизонте уже появилась массивная фигура полицейского-ирландца, который направлялся к группе. Но священник сказал самым мирным тоном, будто отвечая на простой вопрос:

– Я сделал кое-какие выводы, но не собираюсь говорить о них, пока не найду им подтверждения.

Трудно сказать, что повлияло на Гикори – взгляд ли патера Брауна или звук шагов полицейского, но старик, ворча, сунул трость под мышку и нахлобучил шляпу. Патер Браун кротко простился с ним, не спеша вышел из парка и направился в холл того отеля, где рассчитывал найти молодого Уэйна.

Молодой человек вскочил с места, здороваясь с ним; вид у него был еще более усталый и измученный – казалось, его снедает тревога. Патер Браун заподозрил, кроме того, что его юный друг только что нарушал последнюю поправку к американской конституции [7]. Однако при первом упоминании о занимавшем их обоих трагическом случае Уэйн оживился и весь превратился во внимание. А патер Браун начал с того, что как бы невзначай спросил, часто ли летают аэропланы в тех местах, где находится дом Мертона, и упомянул, что в первый момент принял его обиталище за аэродром.