Джордж Элиот - Мельница на Флоссе

– Вы простудитесь, Магги; позвольте покрыть вам плечи шалью. Привстаньте на минутку, душа моя.

Магги исполнила его просьбу. Ей казалось таким неизъяснимым счастьем, чтоб за нее думал и решал другой. Она снова села на свое место, а Стивен взялся торопливо за весла, чтоб быть в Торби как можно раньше. Магги казалось, что она не – сказала и не сделала ничего решительного. Всегда уступка сознается менее резко, чем сопротивление: это почти сонное состояние мысли, поглощение нашей личности чужою. Все убаюкивало ее чувства: сонное движение лодки, длившееся целые четыре часа, и, вследствие того, некоторая усталость и изнурение, отвращение усталых чувств ее от неисполнимой высадки из лодки и прогулки пешком целыми милями по неизвестному пути – все это подчиняло ее непонятно-сильному влиянию Стивена, так что мысль расстаться с ним, оскорбить его, будто прикосновение раскаленного орудия пытки, уничтожила в ней всякую решимость. Наконец, настоящее блаженство быть с ним вместе поглощало остаток ее нравственных сил.

Стивен вскоре – заметил судно, плывшее за ними. Несколько кораблей, в том числе и медпортский пароход, обогнали их с утренним отливом; но в течение последнего часа они не видали ни одной барки. Стивен все более и более внимательно всматривался в подходившее судно, как будто новая мысль пришла ему в голову; наконец, он взглянул на Магги в нерешительности.

– Магги, милая! – сказал он: – если судно идет в Медпорт, или другую гавань северного берега, то самое выгодное для нас было бы постараться попасть на него. Вы устали, скоро может пойти дождь, и в таком случае, плыть до Торби в нашей лодке было бы очень неприятно. Хотя это только торговое судно, но я уверен, что на нем вам будет гораздо покойнее, чем здесь, в лодке; мы возьмем с собой подушки – это, право, самый лучший план. Они очень рады будут взять нас к себе: у меня денег с собой вдоволь, так что мы можем хорошо заплатить им.

Маггино сердце начало биться прежним опасением при этом новом предложении, но она молчала. Один исход был так же труден, как и другой.

Стивен окликнул судно, когда оно с ними поравнялось. Шкипер сообщил ему, что судно голландское и идет в Медпорт, где с попутным ветром будет менее через два дня.

– Мы слишком далеко заехали на лодке, – сказал Стивен. – Я было старался добраться до Торби, но теперь опасаюсь за погоду; к тому ж, дама эта, моя жена, истощена от усталости и голода. Возьмите нас с собой, если можно, а лодку подвяжите сзади. Я вам хорошо заплачу.

Магги, теперь в самом деле дрожа от страха, была взята на судно, где и послужила предметом удивление и восхищение для любовавшихся голландцев. Шкипер опасался, что леди будет очень невесело на его корабле, вовсе неприготовленном к такой чести, где не было каюты шире куриной клетки; по крайней мере, у них была голландская чистота, заменявшая многие другие неудобства. Подушки из лодки были с возможною скоростью постланы на палубе, в виде постели, для Магги. Но для нее достаточно было сначала той перемены, что она могла гулять по палубе, опираясь на его руку и поддерживаемая его силою; потом, подкрепив себя пищею, она легла отдыхать от дневной усталости на разостланные подушки, с убеждением, что теперь, в настоящую минуту, ей невозможно изменить своего положение. Во всяком случае, надобно ждать до-завтра. Стивен сидел рядом с нею, держа руки ее в своих; они могли говорить только шепотом и изредка бросать друг на друга нежные взгляды, потому что им не скоро удалось насытить любопытство пятерых матросов, находившихся на судне, до такой степени, чтоб также мало обращать на себя внимание моряков, как все прочие предметы, менее отдаленные, чем горизонт. Но Стивен блаженствовал, торжествовал. Все остальное удалялось на дальний план при мысли, что Магги будет его. Теперь шаг сделан; он мучился долго в сомнении; он боролся с одолевавшим его чувством; он долго не решался, но теперь уже не было места раскаянию. Он бормотал отрывистые слова про свое счастье; про обожание, про блаженство жить вместе; он твердил ей, что она исполнит счастьем всякую минуту его жизни; что для него будет дороже всего исполнять ее желание, что ради нее все ему легко снести, кроме разлуки с нею; он ее на веки; все его будет принадлежать ей, а иначе потеряет для него всю цену. Подобные слова, произнесенные тихим, прерывавшимся голосом, голосом, впервые возбудившим молодые страсти, может не подействовать только издали на опытный рассудок. Для бедной же Магги слова эти звучали очень близко; они казались ей сладким нектаром, приложенным к жаждущим устам – значит, жизнь должна быть для смертных и здесь, на земле, жизнь не тяжкая и скорбная, где привязанность не обращается в самопожертвование. Страстные, слова Стивена представили ярче, чем когда-либо, ее воображению картину подобной жизни; и волшебное видение исключило на время всякую действительность, все, кроме солнечных лучей, которые к вечеру пробились сквозь тучи и, отражаясь в воде, будто усиливали свет и без того яркой картины будущего блаженства, все, кроме руки, жавшей ее ручку, кроме нежного голоса, шептавшего ей о любви, кроме пары глаз, глядевших на нее задумчиво-страстно.