Джордж Элиот: Даниэль Деронда

Уже два месяца жил Лапидот у своих детей. Деронда не замечал в нем никакой резкой перемены, и старик по прежнему ухаживал за ним; но он предвидел, что присутствие Лапидота в доме своих детей приведет когда-нибудь к открытой борьбе и позорному унижению, от которых он решился, по возможности, защитить Эздру и Миру.

Эти предчувствия еще более усилились бы, если бы он знал, что происходило в уме старика, который выносил все стеснения своего нового положения только в надежде выждать удобный случай и получить значительную сумму от богатого покровителя его сына и дочери. Желание приобрести деньги было у него так сильно, что он не остановился бы даже перед кражей. Поэтому Лапидот. Мало-помалу пришел к тому убеждению, что ему оставалось только взять у Деронда большую сумму в виде отступного и уехать снова за границу.

После долгих колебаний Деронда решил объясниться в своей любви Маре и просить быть его женой и с этим твердым решением он раз и явился в маленький домик.

Лапидот находился в таком дурном настроении, что не стал слушать чтение еврейских рукописей, а пошел покурить в сквер. Миры не было дома, но она должна была скоро вернуться.

– В такую жару вам здесь, Эздра, тяжело дышать, – сказал Деронда, прерывая чтение, – я поищу для вас получше жилище. Ведь теперь я могу распоряжаться вами, как хочу. Только я сниму галстук и тяжелое кольцо, – прибавил он и положил галстук и кольцо на стол, заваленный книгами и бумагами. – Я не расстаюсь с этим памятным кольцом и всегда ношу его на галстуке, но во время работы оно душит меня своей тяжестью.

Через несколько минут Деронда снова принялся за чтение еврейской рукописи под руководством Эздры, который объяснял каждую фразу, и ни один из них не заметил, как в комнату вошел Лапидот и сел в углу. Глаза его тотчас остановились на блестящем кольце Деронда, и он невольно подумал, – за сколько можно продать это кольцо. Конечно, он не мог выручить столько, сколько надеялся получить от Деронда отступного, – но одно было еще гадательное, а другое находилось в его руках. Он мог свободно взять кольцо, не боясь никакого преследования со стороны друга его детей, и не было ничего легче, как на вырученные деньги уехать за границу. Он встал и подошел к окну, но, хотя кольцо лежало на столе за его спиной, оно все время стояло перед его глазами, и он соображал, – что можно сделать только один шаг от стола к выходной двери. Однако, он все же не изменил своего решения объясниться с Деронда и пошел на лестницу, чтобы там дождаться его, но, проходя мимо стола, он как-то инстинктивно протянул руку к кольцу. Очутившись на лестнице с кольцом в руках, он надел шляпу и поспешно вышел на улицу…

Деронда и Эздра едва заметили его уход и продолжали по-прежнему свои занятия. Вскоре, однако, появление Миры прервало чтение. Хотя она заявила, что зашла домой только на минуту и уходит к м-с Мейрик, но Деронда попросил позволения проводить ее, – он хотел дорогой высказать ей свое намерение. Вдруг он вспомнил о галстуке.

– Пожалуйста, извините, я совсем забыл, – сказал он, обращаясь к молодой девушке и поспешно надевая галстук; – но, Боже! Где же мое кольцо?

И, нагнувшись, он стал искать на полу.

Эздра молча взглянул на него, а Мира, быстро подбежав, промолвила:

– Вы его положили на стол?

– Да, – отвечал Деронда и продолжал везде искать пропавшую вещь, передвигая мебель и полагая, что, вероятно, кольцо куда-нибудь закатилось.

– Здесь был отец? – спросила на ухо у брата Мира, бледная, как смерть.

Он значительно взглянул на нее и молча кивнул головой. Она снова побежала к Деронда и быстро спросила:

– Вы не нашли?

– Может, я положил кольцо в карман, – произнес Деронда, заметив испуг Миры.

– Нет, вы положили его на стол, – сказала она решительно и выбежала из комнаты.

Деронда последовал за нею. Она прежде всего заглянула в гостиную, а потом в спальню, – но отца нигде не было. Наконец, она с отчаянием посмотрела на пустой гвоздь, на котором всегда висела его шляпа, и, подойдя к окну, бессознательно посмотрела на улицу. Через минуту она обернулась к Деронда, и в глазах ее было видно самое тяжелое сознание позора и унижения. Но Деронда взял ее за обе руки и произнес с жаром:

– Мира! Пусть он будет моим отцом так же, как вашим; разделим с этой «минуты всякое горе и радость. Ваше унижение мне дороже гордой славы всякой другой женщины. Скажите, что вы меня не отвергаете, что вы разделите со мною все, что вы будете моей женой. Скажите, что принимаете мою любовь, и я докажу вам всею моей жизнью, – как горячо и преданно я вас люблю!