Эдвин Арнольд - Свет Азии

О, мать моего ребенка! Ты, которая соединилась со мною плотью для порождения этой светлой надежды, когда я томился такою же жалостью къ человечеству, какую чувствуетъ голубь къ брату, покинутому въ гнезде, и когда въ этомъ томлении духъ мой блуждалъ по дальнимъ морямъ и землямъ, всегда возвращаясь къ тебе на крыльяхъ страсти, на крыльяхъ радости, къ тебе, самая кроткая изъ женщинъ, самая добрая изъ добрыхъ, самая нежная изъ нежныхъ, самая, дорогая для меня! И потому, что бы ни случилось, вспоминай, какъ въ твоемъ сне ревелъ царственный быкъ, какъ развевалось драгоценное знамя, и будь уверена, что я тебя всегда любилъ и всегда буду любить и что то, что я ищу, ищу я, главнымъ образомъ, для тебя! А ты не тоскуй; и если горе посетить тебя, утешайся мыслью, что путемъ нашего горя миръ, можегъ быть, сойдетъ на землю! Возьми съ этимъ поцелуемъ всю благодарность, все благословение, какое только можетъ дать самая верная любовь! Это, конечно, немного, такъ какъ сила самой сильной любви – слаба, но поцелуй меня и пусть эти слова перейдутъ прямо изъ моего сердца въ твое, чтобы ты знала скрытое отъ другихъ, что я много любилъ тебя, потому что много возлюбилъ я все живущее. А теперь, царевна, спи, я же встану и буду бодрствовать!

Она, вся въ слезахъ, погрузилась въ сонъ и во сне вздыхала, какъ будто прежнее видение снова представлялось ей: «время близко, время близко!»

Сиддартха оглянулся и увиделъ, что луна сияла близъ созвездия Рака, а сребристыя звезды стояли въ томъ самомъ порядке, который былъ давно предсказанъ; оне, какъ будто, говорили:

– «Настала та ночь, когда тебе предстоитъ избрать путь величия или путь добра; выбирай или власть царя царей, или одиночество и странничество, безъ пристанища, безъ короны, ради спасения мира!»

Вместе съ шепотомъ темной ночи слуха его снова, коснулась призывная песнь, какъ будто боги говорили въ шелесте ветра; и верно то, что боги были вблизи и следили за кажднмъ шагомъ господа, взиравшаго на яркия звезды.

– Я удаляюсь, сказалъ онъ, – мой часъ насталъ! Твои нежныя уста, мое спящее сокровище, призываютъ меня къ спасению земли и вместе съ темъ къ разлуке съ тобою; на безмолвномъ небе я читаю начертанное огненными письменами. Тутъ мое назначение, сюда вела меня вся жизнь моя! Я не хочу царскаго венца, который мне предназначается; я отказываюсь отъ техъ завоеваний, которыя могли бы совершаться при блеске моего обнаженнаго меча; окровавлепныя колеса моей колесницы не покатятся отъ победы къ победе, пока на земле кровью не обозначится мое имя. Я предпочитаю следовать незапятнанной стопой по пути терпения; я желаю избрать прахъ земной – моимъ ложемъ, самыя уединенныя пустыни – моимъ жилищемъ, самыя низменныя существа – моими спутниками; я хочу носить одежду бедняковъ, питаться подаяниемъ, укрываться въ темныхъ пещерахъ или въ чаще лесовъ. Я долженъ поступать такъ, потому-что жалобный стонъ жизни, всехъ страданий, всей живой плоти достигъ моего слуха и вся душа моя наполнилась состраданиемъ къ страде этого мира; я спасу его, если только спасение возможно, спасу высочайшимъ самоотречениемъ, сильнейшей борьбой.

– Кто изъ великихъ или малыхъ боговъ обладаетъ могуществомъ или милосердиемъ? Кто виделъ ихъ – кто? Какую помощь оказали они когда-либо своимъ поклонникамъ? Къ чему годятся людямъ молитвы, взносъ десятины жатвы, заклинания, жертвоприношения, великолепные храмы, дорого стоющие жрецы, взывания къ Вишну, Шиве, Сурье, когда они не могутъ спасти никого – ниже самаго достойнейшаго – отъ страдания, внушающаго людямъ льстивые, боязливые возгласы, возносящиеся ежедневно къ небу, подобно скоро-исчезающему дыму! Избавило ли все это хоть одного изъ моихъ братьевъ отъ страданий, отъ жала любви и разлуки, отъ медленнаго, печальнаго одряхления, отъ страшной мрачной смерти и отъ того, что ждетъ насъ после смерти – новаго поворота вечно-вертящагося колеса, новаго возрождения, а вместе съ нимъ и новыхъ страданий, а тамъ опять – рядъ новыхъ поколений полныхъ новыхъ желаний, а затемъ все те же самообольщения. Получила ли хоть одна изъ дорогихъ моему сердцу награду за постъ, за гимны? Удалось ли ей родить съ меньшими муками, благодаря печеньямъ и листьямъ тульзы, принесеинымъ ею на жертвенникъ? Никогда! Возможно допустить, что есть боги добрые и злые, но все они равно недеятельны: они и сострадательны и въ то же время безжалостны; они – подобно людямъ – прикованы къ колесу переменъ и – подобно имъ – прошли рядъ возрождений и не избавятся отъ нихъ и впредь.