Эдвард Бульвер-Литтон - Мой роман, или Разнообразие английской жизни

– Лорд л'Эстрендж, отвечал Рандаль, с поклоном: – я в самом деле чрезвычайно много буду вам обязан, если вы уничтожите в коей невесте предубеждение против меня, предубеждение, которое одно лишь помрачает мое счастье и которое совершенно положило бы предел моему искательству, если бы я не принимал его слишком далеким и принужденным отношениям между мною и невестою.

– Никто не сумел бы выразиться лучше этого, повторил Гарлей, как будто под влиянием глубокого удивления, и между тем рассматривая Рандаля, как мы рассматриваем какую нибудь редкость. – Я однако так несчастлив, что должен объявить вам, что если вы женитесь на дочери герцога Серрано….

– Что же тогда? спросил Рандаль.

– Извините, что я позволю себе делать предположение, вероятность которого вы можете определить сами; я выразился несовсем удачно:– когда вы женитесь на этой молодой девушке, вы избегнете по крайней мере подводных камней, на которые часто попадали и о которые разбивалась многие пылкие юноши по окончании бурного странствования по морю жизни. Ваш брак нельзя будет назвать неблагоразумным. Одним словом, я вчера получил из Вены депешу, которая заключает в себе совершенное прощение и полное восстановление прав Альфонсо герцога Серрано. Я должен к этому присовокупить, что австрийское правительство (которого действий здесь не всегда понимаются надлежащим образом) руководствуется всегда существующими законами и не станет воспрещать герцогу, восстановленному однажды в правах, выбирать себе зятя по усмотрению или передать имение свое дочери.

– И герцог знает уже об этом? вскричал Ранлаль, при чем щоки его покрылись ярким румянцем и глаза заблестели.

– Нет. Я берегу эту новость вместе с некоторыми другими до окончания выборов. Странно, что Эджертон заставляет ждать себя так долго. Впрочем, вот идет слуга его.

Человек Одлея подошел.

– Мистер Эджертон очень дурно себя чувствует, милорд; он просит извинения, что не может сопутствовать вам в город. Он явится позднее, если его присутствие будет необходимо.

– Нет. Передай ему, что он может остаться дома и успокоиться. Мне хотелось только, чтобы он был свидетелем собственного торжества – вот и все. Скажи, что я буду представлять его особу на выборах. Господа, готовы ли вы? Пойдемте.

В сумерки, когда уже стало значительно темнеть, Рандаль Лесли шел чрез Лэнсмер-Парк к дому. Об удалился с выборов прежде окончания их, перешел луга и вступил на дорогу между лишенными листьев кустарниками пастбищ графа. Посреди самых грустных мыслей, теряясь в догадках, каким образом постигла эта неожиданная неудача приписывая ее влиянию Леонарда на Эвенеля, но подозревая Гарлея, даже самого барона Леви, он старался припомнить, какую ошибку он сделал против правил благоразумия, какой план хитрости позабыл привести в дело, какую нить своих сетей оставил недоплетенною. Он не мог придумать ничего подобного. Опытность и такт его казались ему безукоризненными, в своих собственных глазах он был totus, teres atque rotundus. Тогда в груди его зашевелилось другое, еще болея острое жало – жало чувствительнее уязвленного самолюбия – сознание, что он был перехитрен, обманут, одурачен. Истина до такой степени сродни человеку, до такой степени необходима для него, что самый низкий изменник изумляется, оскорбляется, видит расстройство в порядке вещей, когда измена, предательство получают над ним перевес.

– И этот Ричард Эвенедь, которому я так вверялся, мог обманут меня! проворчал Рандаль, и губы его задрожали от негодования.

Он был еще посреди парка, когда человек с желтою кокардою на шляпе, бежавший по направлению из города, подал ему письмо и потом, не дожидаясь ответа, пустился опять в обратный путь.

Рандаль узнал на адресе руку Эвенеля, разломал печать и прочитал следующее

Конфиденциально.

«Любезный Лесли, не унывайте: сегодня вечером или завтра вы узнаете причины, заставившие меня переменить мое мнение; вы убедитесь, что, как семейный человек, а не мог поступить иначе, как поступил. Хотя я не нарушил слова, данного вам, потому что вы, конечно, помните, что обещанная мною помощь вам зависела от моего собственного отказа и не могла иметь места при отказе со стороны Леонарда, но все-таки я предполагаю, что вы считаете себя обманутым. Я принужден был пожертвовать вами, по чувству долга семьянина, как вы в том скоро сами убедитесь. Мой племянник также пожертвовал собою; я не смотрел тут на свои собственные выгоды. Мы испытываем одну общую участь. Я не намерен оставаться в Парламенте. Если вы успеете поладить с Синими, я постараюсь действовать на Желтых так, чтобы пустить вас вместо себя. Я не думаю, чтобы Леонард стал в этом случае соперничествовать. Таким образом, поведем дело умненько, и вы еще можете быть депутатом за Лэнсмер.