Эдвард Бульвер-Литтон - Мой роман, или Разнообразие английской жизни

Гарлей разговаривал с Гэлен.

– Скажите, Гэлен, ведь вы не сожалеете, что Виоланта едет с вами? Она будет для вас подругой, какую я желал, чтоб вы имели; мне кажется, что она совершенно одних лет с вами.

– Мне так грустно подумать, что я не моложе ее, отвечала Гэлен простосердечно.

– Почему же, моя милая Гэлен?

– Она так умна, она говорит так прекрасно; а я….

– А вам недостает только привычки быть поразговорчивее, чтоб выставлять в прекрасном свете ваши превосходные мысли.

Гэлен обратила на Гарлея признательный взор и отрицательно кивнула головой. Это делала она обыкновенно каждый раз, как только обращались к ней с похвалами.

Наконец приготовления кончились; прощальный привет был окончательно произнесен. Виоланта поместилась в карете рядом с графиней. Медленно двигался величавый экипаж с его четверней, с ливрейными лакеями и геральдическими знаками, – экипаж, который редко можно встретить в пределах столицы и быстро исчезающий теперь даже в отдаленных и глухих провинциях Англии.

Риккабокка, Джемима и Джакеймо долго смотрели из ворот за удалявшейся каретой.

– Синьорина уехала, сказал Джакеймо, отерев рукавом две крупные слезы, нависшие на его длинных ресницах. Слава Богу! тяжелый камень отпал от души.

– А другой припал к сердцу, произнес Риккабокка. – Не плачь, Джемима: это нехорошо для тебя, а еще хуже для нашего будущего наследника. Меня всегда удивляет, каким образом расположение духа матери может сообщаться зачатому младенцу. Мне бы очень не хотелось иметь сына, у которого наклонность к слезам будет более обыкновенной.

Бедный философ хотел улыбнуться, но попытка оказалась неудачною. Он медленно вошел в комнаты и заперся в своем кабинете. Однако, он не мог читать. Умственные способности его были взволнованы. Риккабокка видел, что в гармонии домашнего быта оборвалась самая нежная и звучная струна.

В тот же день вечером, в то время, как Эджертон, пригласивший к обеду множество гостей, переменял свое платье, в его комнату вошел Гарлей л'Эстрендж.

Эджертон, сделав знак своему камердинеру удалиться, продолжал свой туалет.

– Извини меня, мой милый Гарлей: я не могу уделить тебе более десяти минут. Я жду к себе принца, а тебе известно, что пунктуальность есть одно из превосходнейших качеств должностного человека и особенно снисходительность и вежливость со стороны принцев.

У Гарлея на все афоризмы своего друга всегда была готова какая нибудь шутка; но на этот раз он не сказал ни слова. Ласково положив руку на плечо Эджертона, он сказал:

– Прежде, чем начну я говорить о деле, скажи мне, как твое здоровье – лучше ли?

– Гораздо лучше; впрочем, вернее сказать, мое здоровье всегда в одном положении. Конечно, на взгляд я кажусь сильно истомленным; но согласись, что лета, проведенные в постоянном труде, всегда резко выражаются на лице труженика. Не стоит говорить об этом!.. Период жизни, в течение которого человек заботится о том, каким он покажется в зеркале, давно миновал для меня.

Говоря это, Эджертон докончил свои туалет и потом подошел к камину. Он стоял там, по обыкновению, выпрямившись и с сохранением в наружности своей всего достоинства. В этом положении он казался прекраснее всякого молодого человека; в его позе, в его выражении липа обнаруживалась твердость, обладая которою, он легко бы мог перенести еще в течение многих лет тяжелое, но в то же время и лестное бремя власти.

– Теперь поговорим о деле, Гарлей!

– Во первых, я хочу, чтоб ты, при первом благоприятном случае, познакомил меня с маркизой ди-Негра. Ведь ты сам говорил мне, что она желать познакомиться со мной.

– Ты шутишь, Гарлей?

– нисколько.

– В таком случае я готов исполнить твое желание. У маркизы сегодня определенный вечер. Я не имел намерения ехать туда; но как скоро разойдутся мои гости….

– Ты немедленно заедешь за мной в отель «Травеллерс». Пожалуста, заезжай! я буду ждать тебя. Во вторых, я должен сказать тебе, ведь ты знал леди Джен Хортон лучше моего.

Одлей вздрогнул. Он повернулся и помешал в камине огонь.

– Скажи, пожалуста, не встречал ли ты в её доме одной дамы по имени мистрисс Бертрам, или не слышал ли о ней чего нибудь от лэди Хортон?

– О ком? спросил Эджертон, глухим голосом его лицо оставалось по-прежнему обращенным к камину.

– О мистрис Бертрам? Но – Боже мой! – что с тобой, мой добрый друг? ты нездоров? J

– Ничего…. легкия спазмы в сердце… это пройдет…. не беспокойся…. не щвони…. мне будет лучше сию минуту…. продолжай говорить о своем деле. Мигтрисс Бертрам…. зачем ты спрашиваешь о ней?