Эдвард Бульвер-Литтон - Мой роман, или Разнообразие английской жизни

Дом, выбранный Рандалем, понравился Риккабокка с первого взгляда. Он стоял на небольшом возвышении и совершенно отдельно от других зданий; верхния окна его обращены были на большую дорогу. В нем помещалась некогда школа, а потому он обнесен был высокими стенами, внутри которых заключался сад и зеленый луг, имевший назначение для гимнастических упражнений. Двери сада были необыкновенно толстые, запирались железными болтами и имели небольшое окошечко, открываемое и закрываемое по произволу: сквозь это окно Джакеймо мог высматривать всех посетителей до пропуска их в двери.

Для домашней прислуги, нанята была, со всеми предосторожностями, скромная женщина. Риккабокка отказался от своей итальянской фамилии. Зная совершенно английский язык и свободно объясняясь на нем, он без всякого затруднения мог выдавать себя за англичанина. Он назвал себя мистером Ричмаут (вольный перевод фамилии Риккабокка), купил ружье, пару пистолетов и огромную дворовую собаку. Устроившись таким образом, он позволил Джакеймо написать к Рандалю несколько строчек и сообщить ему о благополучном прибытии.

Рандаль не замедлил явиться. С привычной способностью применяться к обстоятельствам и развитым в нем до высшей степени притворством, Рандаль успел понравиться мистрисс Риккабокка и еще более усилить прекрасное мнение, составленное о нем изгнанником. Он разговорился с Виолантой об Италии и её поэтах, обещал ей купить книг и наконец начал предварительные приступы к её сердцу, хотя и не так решительно, как бы хотелось ему, потому что очаровательное величие Виоланты отталкивало его, наводило на него невольный страх. В короткое время он сделался в доме Риккабокка своим человеком, приезжал каждый день с наступлением сумерек, после должностных занятий, и уезжал поздно ночью. После пяти-шести дней ему казалось, что уже он сделал во всем семействе громадный успех. Риккабокка внимательно наблюдал за ним и после каждого посещения предавался глубоким размышлениям. Наконец, однажды вечером, когда мистрисс Риккабокка оставалась в гостиной а Виоланта удалилась на покой, Риккабокка, набивая свою трубку, завел с женой следующий разговор:

– Счастлив тот, кто не имеет детей! Трижды счастлив тот, кто не имеет дочерей!

– Что с тобой, мой друг Альфонсо? сказала мистрисс Риккабокка, отрывая свои взоры от рукава, к которому пришивала перламутровую пуговку, и обращая их на мужа.

Она не сказала больше ни слова: это был самый сильный упрек, который она обыкновенно делала циническим и часто неприличным для женского слуха замечаниям мужа. Риккабокка закурил трубку, сделал три затяжки и снова начал:

– Одно ружье, четыре пистолета и дворовый пес, по кличке Помпей, растрепали бы на мелкие куски хоть самого Юлия Кесаря.

– Да, действительно, этот Помпей ест ужасно много, простосердечно сказала мистрисс Риккабокка. – Но скажи, Альфонсо, легче ли тебе на душе при всех этих предостережениях?

– Нет, они нисколько не облегчают меня, сказал Риккабокка, с глубоким вздохом. – Об этом-то я и хотел поговорить. Для меня подобная жизнь самая несносная, – жизнь, унижающая достоинства человека, – для меня, который просит у неба одного только сохранения своего достоинства и своего спокойствия. Выйди Виоланта замуж, и тогда не нужно бы мне было ни ружей, ни пистолетов, ни Помпея. Вот что облегчило бы мою душу! cara тиа , Помпей облегчает только мою кладовую.

В настоящее время Риккабокка был откровеннее с Джемимой, чем с Виолантой. Доверив ей одну тайну, он имел побудительные причины доверять ей и другие, и вследствие этого высказал все свои опасения касательно графа ди-Пешьера.

– Конечно, отвечала Джемима, оставляя свою работу и нежно взяв за руку мужа: – если ты, друг мой, до такой степени боишься (хотя, откровенно тебе сказать, я не вижу основательной причины к подобной боязни), – если ты боишься этого злого и опасного человека, то ничего бы не могло быть лучше, как видеть нашу милую Виоланту за хорошим человеком…. потому я говорю за хорошим, что, выйдя за одного, она уже не может выйти за другого…. и тогда всякая боязнь касательно этого графа, как ты сам говоришь, исчезнет. – Ты объясняешь дело превосходно. После этого как не сказать, что, открывая перед женой свою душу, мы испытываем беспредельно отрадное чувство, возразил Риккабокка.

– Но, сказала жена, наградив мужа признательным поцалуем: – но где и каким образом можем мы найти мужа, который бы соответствовал званию твоей дочери?