Феликс Дан - Аттила. Падение империи (сборник)

Римские послы побагровели от стыда и гнева. Аттила остался доволен своим сюрпризом.

– Спустите ковер, – приказал он. – Истина, кажется, больнее режет глаза этим людям, чем мне тогда в Милане – глупое хвастовство. Но самая худшая, самая горькая правда еще не высказана мною. Одного из цезарей я представил перед целым светом подлым убийцей… Впрочем, нет, он слишком труслив, чтобы пролить самому чью-нибудь кровь. Он был только подстрекателем наемного убийцы. И кого же задумал он подкупить? Самого преданного из моих слуг. Но германец оказался слишком честен, слишком горд, и ему удалось перехитрить римских умников! Не меня, а предателей предал он. Но кто же согласился помогать убийце? Посланник императора. Цезарь злоупотребил древнейшим международным правом, которого не смеют нарушать даже дикие скифы. Слушайте, мои гунны! Слушайте германцы и славяне и все народы мира! Бесчестен Рим!.. Низок римский император! Позорным словом сделалось имя цезарей… И как я плюю теперь себе под ноги, так выплевываю я из своих мыслей всякое уважение к Риму, так плюю я в лицо Римской империи. Узнайте же теперь, посланники, на каких условиях я соглашаюсь избавить оба ваших государства от войны, то есть от неминуемой гибели.

Я требую, чтобы к моим двумстам женам прибавили еще одну – Гонорию, сестру императора. Ты можешь ответить на это, Максимин, что она уже замужем. Что ж за важность! Конечно, для меня это могло послужить причиной отвергнуть ее, но если бы мне вздумалось отнять жену у самого императора, он уступил бы мне царицу из малодушного страха услышать ржание косматых гуннских коней у раззолоченных ворот своего дворца. Но, – прибавил Аттила с наглой усмешкой, – меня не прельщает супруга цезаря: говорят, она ужасно безобразна, эта ваша царица Василисса. Другое дело Гонория – сладострастная красавица. Еще несколько лет назад она прислала мне свой портрет и обручальное кольцо, предавая в мои руки брата с его царством, жалуясь на цезаря, что он заставляет ее отцветать в безбрачии, и предлагая мне жениться на ней. Знаю, что я не особенно красив и соблазнителен, и она знает это, но римлянка, в которой закипела кровь, готова выйти замуж за сатану из христианского ада. Итак, я хочу ее иметь, в браке или вне брака. Но я требую за ней также приданого, достойного меня. Вы должны уступить мне всю страну по Дунаю от моих пионийских границ до Новы во Фракии – в длину, и на пять дней гуннской езды верхом – в ширину. Вы не должны больше вести торговлю по Дунаю, чтобы под видом этого не делать разведок в моих владениях. Границей здесь должен служить Наиссус.

Подавленные послы молчали. Лишь Ромул с видимым неудовольствием ответил:

– Если бы ты даже добился руки Гонории, то не можешь иметь притязаний на территорию государства. По римскому праву женщины не наследуют земель.

– А по гуннскому – наследуют. Что мне до вашего права?.. Впрочем, я еще не дошел до конца. Всех перебежчиков вы должны выдать мне головою. По моему счету, их у вас четыре тысячи девятьсот тринадцать. Вы уплатите потребованные ранее пять тысяч фунтов золота; выставите сто заложников сенаторского звания; сравняете с землею укрепления Византии, Рима и Равенны и не двинетесь с места, пока я, – когда растает снег этой зимой в германских лесах, – не завоюю всей страны от Понта до Британского моря, от Геркулесовых столпов до ворот Адрианополя. Если вы не исполните в точности всего этого, то горе вам – Византия и Рим! Вы стоите одиноко, не рассчитывайте, как три года назад, на помощь вестготов. Там трое братьев грозят друг другу мечом и кинжалом, оспаривая один у другого забрызганный кровью трон. А если тот из них, за кем останется победа, пойдет против моей воли, – мой добрый друг Гейзерих, вандал, немедленно высадится с многотысячным войском у устьев Родануса. Суабы и аланы, которые были тогда против меня, теперь мои союзники; за меня будут теперь также франки, подкупленные золотом. Последнюю кучку бургундцев растопчут копыта моих коней, Их лучшее войско, вместе с отважным королем Гундикаром, истреблено пятнадцать лет назад, – в кровопролитном сражении под Вормсом. Аллеманы не смеют противиться моей власти; тюрингенцы отворят мне с трепетом, как и тогда, засады в своих зеленых рощах; маркоманов и квадов я пошлю вперед застрельщиками; остготов, гепидов, лонгобардов, герулов, ругов, скиров, моих гуннов из западной половины царства, соберу в одно войско и поведу их к закату солнца, на Рейн. Галлия и Италия достанутся мне; Испания и Британия – Гейзериху. Одновременно с тем хлынут к восходу солнца восточные орды моих гуннов, вместе с антами и славянами, аварами, сарматами, скифами и другими народами, имена и свирепая неукротимость которых вам пока неизвестны. Многие из них считают человеческое мясо лакомее баранины и говядины. Всех их я двину на врагов в один и тот же день под предводительством моих сыновей, потому что сам хочу пожать руку Гейзериху на развалинах Тулузы. Мои полчища спустятся вниз по Дунаю и нападут на Феодосия. Ведь даже на дальнем западе и юге я вооружен против вас лучше; со мной парфяне, персы, исаврийцы, сарацины и эфиопы. Горе вам в тот день, когда парфянин и гунн весело помчатся один навстречу другому в византийском ипподроме!