Александр Дюма - Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть шестая

Однако Арамис ласково обратился к нему:

– Друг мой, вы помните приказ короля, отменяющий сегодняшний утренний малый прием?

Сказано было достаточно ясно. Мушкетер понял; он поклонился господину Фуке, затем, с оттенком иронического почтения, поклонился Арамису и вышел.

Господин Фуке, едва дождавшийся этого момента, бросился к двери, чтобы запереть ее, потом подошел к епископу и сказал:

– Дорогой д’Эрбле, мне кажется, пришло время объяснить мне, что происходит. По правде сказать, я ничего не понимаю.

– Я сейчас все вам объясню, – сказал Арамис, садясь и усаживая господина Фуке. – С чего начинать?

– Прежде всего скажите, почему король приказал меня освободить?

– Скорее, вы должны были бы спросить, почему он приказал вас арестовать.

– Со времени ареста у меня было время об этом подумать, и мне кажется, что здесь дело в зависти. Мой праздник вызвал раздражение господина Кольбера, и он что-то затеял против меня. Может быть, поставил мне в вину Бель-Иль?

– Нет, речь шла не о Бель-Иле.

– О чем же?

– Помните расписку на тринадцать миллионов, которую выкрали у вас по поручению Мазарини?

– О да! И что же?

– Вас объявили вором.

– Боже мой!

– Это не все. Помните о письме, которое вы написали мадемуазель Лавальер?

– Увы, помню!

– На этом основании вы объявлены предателем и совратителем.

– Тогда почему же я прощен?

– Не спешите, мы сейчас дойдем до этого. Вы должны понять суть дела. Заметьте следующее: король считает вас растратчиком. О, я отлично знаю, что вы ничего не растратили, но король не видел расписок и, следовательно, не может не считать вас преступником.

– Простите, я не вижу…

– Сейчас увидите. Король, прочтя ваше любовное письмо с предложениями, сделанными вами Лавальер, больше не сомневается относительно ваших намерений, касающихся этой красотки.

– Разумеется. Но где же вывод?

– Я подхожу к нему. Значит, король навеки ваш неумолимый враг, не так ли?

– Да, но он прощает меня?

– Вы верите в это? – спросил епископ, испытующе глядя на Фуке.

– Не веря в искренность королевского сердца, я верю самому факту.

Арамис слегка пожал плечами.

– Тогда почему же Людовик Четырнадцатый поручил вам передать мне то, что вы мне сейчас сообщили? – спросил Фуке.

– Король мне ничего не поручал передавать вам.

– Ничего!.. А как же этот приказ?.. – сказал пораженный Фуке.

– Ах, да, конечно, есть такой приказ.

Эти слова были произнесены таким странным тоном, что Фуке вздрогнул.

– Вы что-то скрываете от меня, я это вижу, – сказал он.

Арамис погладил подбородок холеными белыми пальцами.

– Король посылает меня в изгнание? Говорите же!

– Попробуйте догадаться!

– Вы меня пугаете.

– Ба! Значит, вы не догадались.

– Что вам сказал король? Во имя нашей дружбы, прошу вас, не скрывайте ничего от меня.

– Король ничего не сказал.

– Вы хотите, чтобы я умер от нетерпения, д’Эрбле. Я еще суперинтендант?

– Пока вы этого хотите.

– Но что за странную власть вы вдруг получили над волей его величества? Вы заставляете его следовать вашим указаниям.

– Мне так кажется.

– Трудно поверить!

– Так будут говорить.

– Д’Эрбле, во имя нашей дружбы, во имя самого дорогого для вас, умоляю! Благодаря чему вы вошли в такое доверие к Людовику Четырнадцатому? Я знаю, ведь он не любил вас.

– Теперь король будет меня любить, – сказал Арамис, подчеркивая первое слово.

– Между вами что-то произошло?

– Да.

– И это тайна?

– Да, тайна.

– Тайна, которая может повлиять на интересы его величества?

– Вы умнейший человек, монсеньер. Да, вы угадали. Я действительно открыл тайну, способную повлиять на интересы короля Франции.

– Ну что ж! – произнес Фуке со сдержанностью воспитанного человека, не желающего расспрашивать.

– А вы сами будете судить, – продолжал Арамис, – вы сами скажете мне, ошибаюсь ли я относительно важности этой тайны.

– Я слушаю, раз вы так добры, что хотите открыться мне. Только заметьте, друг мой, что я не вызывал вас на нескромность.

Арамис задумался на мгновение.

– Не говорите! – воскликнул Фуке. – У вас еще есть время!

– Вы помните, – сказал епископ, опустив глаза, – рождение Людовика Четырнадцатого?

– Как сегодня.

– Вы ничего особенного не слыхали об этом рождении?

– Ничего, кроме того, что король не настоящий сын Людовика Тринадцатого.

– Это не так важно ни для нас, ни для королевства. Всякий человек, имеющий законного отца, есть сын своего отца, гласит французский закон.