Элизабет Гаскелл - Север и Юг

Диксон громко рыдала. Закрыв лицо платком, она была настолько поглощена своим горем, что не заметила, как толпа, привлеченная погребением, рассеялась. Внезапно с ней заговорил стоявший рядом мужчина. Это был мистер Торнтон. Он тоже присутствовал на похоронах, но стоял с опущенной головой позади толпы и поэтому оставался никем не узнанным.

– Прошу вашего прощения, но не могли бы вы сказать мне, как чувствует себя мистер Хейл? И мисс Хейл тоже? Я хотел бы узнать, в каком они состоянии?

– Конечно, сэр. Они в том состоянии, которое и ожидалось. Хозяин сломлен. Мисс Хейл переносит несчастье чуть лучше.

Мистер Торнтон охотно послушал бы, как Маргарет страдает от горя. Во-первых, он был достаточно эгоистичен и получал удовольствие при мысли, что его огромная любовь могла бы принести ей утешение. Примерно такое же странное наслаждение испытывает материнское сердце, когда ее слабый ребенок прижимается к ней и во всем зависит от нее. Но эта прекрасная и желанная мечта, которая, несмотря на отказ Маргарет, вдохновляла его всего лишь пару дней назад, была жестоко разрушена воспоминанием об их встрече близ станции Аутвуд. «Жестоко разрушена» – это еще слабо сказано! Его преследовал образ того красивого молодого человека, который стоял рядом с ней и нежно держал ее за руку.

Воспоминание пронеслось через него, как волна агонии, и, чтобы успокоить боль, ему пришлось сжать кулаки. Она была там в такой поздний час! Так далеко от дома! Ему потребовалось огромное усилие воли, чтобы снова восстановить веру – столь прежде незыблемую – в чистоту и непорочность Маргарет, в их возможную совместную жизнь. Но как только усилие ослабло, его доверие упало наземь мертвым и бездыханным.

Дикие фантазии налагались друг на друга, словно кошмарные сны. И вот еще одно обидное подтверждение: она «переносит несчастье чуть лучше» отца. Очевидно, Маргарет питала какие-то надежды. И они были настолько яркими, что, вопреки страстной натуре, облегчили страдания дочери, недавно потерявшей мать. Да, мистер Торнтон знал, как она могла любить. Он не делал бы ей предложения руки и сердца, если бы интуитивно не чувствовал, какие силы и способности таились в этой девушке. Душа Маргарет наполнилась бы солнечным светом, если бы какой-то достойный мужчина силой своей любви завоевал ее сердце. Даже в своей скорби она нашла бы покой, уверенная в его симпатии. «В его симпатии»? В чьей симпатии? Того другого мужчины! Этого ответа было достаточно, чтобы мрачное лицо мистера Торнтона стало выглядеть еще более бледным и суровым.

Выслушав Диксон, он холодным тоном произнес:

– Возможно, я скоро нанесу визит в ваш дом. Естественно, чтобы повидаться с мистером Хейлом. Надеюсь, он сможет принять меня послезавтра.

Он говорил так небрежно, словно ответ не представлял для него интереса. Однако это было не так. Вопреки себе он скучал по Маргарет. Вспоминая о ее близких отношениях с незнакомым молодым мужчиной и всех сопутствующих обстоятельствах, он иногда испытывал к ней чувство ненависти. Но ему все время хотелось обновлять ее облик в своем воображении. Он желал дышать с ней одним воздухом. Оказавшись в водовороте страстей, он волей-неволей был вынужден кружить вблизи фатального центра.

– Конечно, сэр. Хозяин примет вас. В прошлый раз он очень сожалел, что пришлось отложить вашу встречу. Но обстоятельства тогда были неблагоприятными.

По каким-то неведомым причинам Диксон не рассказала Маргарет об этом разговоре с мистером Торнтоном. Возможно, все объяснялось случайностью, но девушка не знала, что он присутствовал на похоронах ее матери.

Для того чтобы «переносить несчастье чуть лучше», Маргарет прилагала невероятные усилия, подвергая себя ужасному напряжению. Иногда она думала, что сдастся и заплачет, – например, когда во время беседы с отцом внезапная мысль о смерти матери пронзала ее сердце острой болью. Молчание Фредерика тоже вызывало беспокойство. С воскресной почтой пришло два письма из Лондона, но отправителями были другие люди. Во вторник Маргарет начала удивляться. Ее пугало отсутствие вестей от брата. Она ничего не знала о его планах. Такая неопределенность сводила с ума и мистера Хейла. В последнее время он немного успокоился и приобрел привычку проводить полдня с дочерью, сидя в любимом кресле. Теперь же он снова мерил комнату шагами или выходил на лестничную площадку, бесцельно открывая и закрывая двери спален. Она пыталась отвлечь его чтением вслух, но он мог слушать ее только несколько минут. Как же мудро она поступила, утаив от него еще одну причину для беспокойства, порожденную их встречей с Леонардсом.