Марко Вовчок - Три долі

Поднявшись на самую вершину могилы, Маруся, как на ладони, увидела вдали место самой битвы. Она увидела пылающую деревню, две детские фигурки, бежавшие, схватившись руками, в испуге и ужасе, сами не зная куда, различила несколько неподвижно распростертых по степи женских фигур; на ее глазах падали люди со стоном, мчались испуганные лошади без седоков, редели свирепые отряды, устилалась земля трупами и ранеными, трава, смачиваясь теплою кровью, темнела. Небо принимало какой-то зловещий багровый оттенок. Пороховой дым ходил волнами.

А прямо перед нею зеленел и благоухал хуторок пана Кныша, и воз тихо к нему подвигался все ближе да ближе. В чащах густого сада уже обозначались разнородные деревья и кустарники с своими узорчатыми листьями и цветами; в открытые ворота она распознала темно-желтых, пестрых кур, расхаживающих по широкому двору, заросшему мягкою бархатистою муравою и преисполненному всевозможных хозяйственных орудий и снарядов; у ворот сидела громадная, косматая собака; она уже завидела подъезжающий воз и ждала его хладнокровно и бдительно, как особа, вдоволь уже повидавшая в жизни и давно взявшая себе за правило не спешить с выражениями своих чувств.

Только что воз остановился у ворот, как перед Марусею очутился орленкообразный мальчик лет пяти, румяный и мощный. Будь он вправду степным орленком, он и тогда не мог бы ни быстрее налететь, ни устремить на Марусю смелее взгляда, ни мгновеннее обозреть и ее, и воз, и волов.

– Дома пан Кныш, хлопчик? – спросила Маруся.

– А вы приехали к деду в гости? – спросил хлопчик вместо ответа.

– К деду; дома дед?

– Дома.

– Где ж он?

– Он в саду, а может, в хате, а может, на толоке.

– Покличь деда, хлопчик.

Но дед уже подходил к воротам.

Несколько сгорбленный, простодушный старичок в сельской полотняной одежде, в рубашке и в широких шароварах, в соломенной шляпе.

Он почтительно поклонился прибывшему к нему воину и тотчас же узнал Марусю, – и нисколько не показал удивления при ее виде, словно ее ждал, словно такое посещение было самым пустым и обычным делом.

– А, дивчина малая! – сказал он, – все ли здорова, все ли весела? Милости просим в хату, а коли в хате соскучишься, то вот Тарас знает, где водится земляника и где спеет малина. Можно тоже развлечься пампушками или маковниками. Тоже имеются пироги в запасе, – такие пироги, что утешат голодную душу.

Иван услыхал слова маковники, пироги .

– У тебя, кажется, дом не без запасов? – промолвил он суровым голосом, но в котором уже звучала нотка, смягченная представившимися видениями пирогов и других яств.

– Благодарю моего Создателя! – отвечал хозяин, – милости прошу, пожалуйте в хату!

Что это за радушный, что это за простосердечный, что это за бесхитростный, казалось, был хозяин пан Кныш!

– Пожалуйте, дорогой гость… не ждал, а Бог и послал… и послал!.. Вот нежданный, да зато дорогой гость… Пожалуйте, пожалуйте…

«Нежданный, но дорогой гость», усталый и голодный, отложил все разговоры и объяснения и пошел за хозяином, расправляя измученные члены, позевывая, почесываясь, одним словом, пользуясь редким случаем понежиться телом и духом, решив, бессомненно, что хозяин простак и добряк-мужик, и только заботясь о том, что это за пироги у него, что за яства и за пития.

Маруся въехала во двор и тоже пошла за ними, а за Марусею хлопчик Тарас.

– Пан Кныш! – сказала Маруся, – что за чудные зеленя у вас! Хоть и неспелыми их пожать, то все хорошо!

– Слава Богу, дивчинка, слава Богу! Нынешний год все хорошо уродило! – отвечал пан Кныш, не обертываясь.

И хоть бы сколько-нибудь дрогнул у него голос, или повысился, или понизился, хоть бы сколько-нибудь встрепенулась его фигура, ускорился или замедлился мелкий, спешный шаг, хоть бы крошку изменился в чем-нибудь его вид домовитого хозяина, немножко тщеславного своими пирогами, с тайным торжеством спешащего угостить и наперед уже лукаво усмехающегося при виде приятного изумления гостя на первом куске его яств, которые, казалось, ставил он выше всего на свете.

– Что же это? он не понял?

У Маруси страшно заныло сердце; она не знала, что думать и как быть, и решила опять то же: быть как он.

Поэтому она больше ничего не сказала и вошла в хату.

Это была просторная, прохладная, снежно-белая хата, с широкими лавками, со столом под белою скатертью, с глиняным полом. На стенах местами висели пучки полуувядших душистых степных трав; в углу за образами, под белым рушником, тоже висели травы и мешались с сухими прошлогодними цветами, со свяченою вербою и зеленосвятковым зильем [4] Травы и цветы, которые святятся на Зеленые святки, т. е. на Троицын день. .