Мария Башкирцева - Мария Башкирцева. Дневник

Что за ужасная сила – эта стихия, поглотившая целый город.

Я слышала, как мама говорила о замужестве.

– Женщина создана для страдания, – говорила она, – даже с лучшим из мужей.

– Женщина до замужества, – говорю я, – это Помпея до извержения, а женщина после замужества – Помпея после извержения.

Быть может, я права!

Я очень утомлена, взволнована, огорчена. Мы возвращаемся только к восьми часам.

19 апреля

Посмотрите, до чего невыгодно мое положение. У Пьетро и без меня есть кружок, свет, друзья – словом, все, кроме меня, а у меня без Пьетро – ничего нет.

Я для него только развлеченье, роскошь. Он был для меня всем. Он заставлял меня отвлекаться от моих мыслей – играть какую-нибудь роль в мире, и я только и думала, только и занималась, что им, бесконечно довольная, что могу избавиться от своих мыслей.

Чем бы я ни сделалась, я завещаю свой журнал публике. Все книги – только измышления, положения в них – натянуты, характеры – фальшивы. Тогда как это – фотография целой жизни. Но, скажете вы, эта фотография скучна, тогда как измышления – интересны. Если вы говорите это, вы даете мне далеко не лестное понятие о вашем уме. Я представляю вам здесь нечто невиданное. Все мемуары, все журналы, все опубликованные письма – только подкрашенные фантазии, предназначенные к тому, чтобы вводить в заблуждение публику. Мне же нет никакой выгоды лгать. Мне не надо ни прикрывать какого-нибудь политического акта, ни утаивать какого-нибудь преступного деяния. Никто не заботится о том, люблю я или не люблю, плачу или смеюсь. Моя величайшая забота состоит только в том, чтобы выражаться как можно точнее.

Однако я открыла тетрадь вовсе не для того, чтобы распространяться обо всем этом, я хотела сказать, что еще нет полудня, а я предаюсь, более чем когда-либо, своим мучительным мыслям, мне теснит грудь и хотелось бы просто… рычать. Впрочем, это мое обычное состояние.

Небо серо, и на Chiaja виднеются только извозчики да грязные пешеходы, глупые деревья, которыми с обеих сторон засажена улица, заслоняют море. В Ницце с одной стороны виллы Promenade des Anglais, а с другой – море, свободно плещущее и разбивающееся о прибрежные камни. А здесь с одной стороны дома, с другой – какой-то сад, который тянется вдоль всей улицы и отделяет ее от моря, от которого сам отделяется довольно большим пространством совершенно голой земли, покрытой камнями и кое-какими постройками и представляющей картину самой безотрадной тоски. Серая погода всегда делает меня несколько грустной; но здесь, сегодня, она давит меня.

Эта мертвая тишина в наших комнатах, этот раздражающий шум извозчиков и тележек с бубенцами на улице, это серое небо, этот ветер, треплющий занавески! О! Какая я жалкая! И нечего сердиться ни на небо, ни на море, ни на землю.

21 апреля

Послушайте, вот что: если душа существует, если душа оживляет тело, если одна только эта прозрачная субстанция чувствует, любит, ненавидит, желает, если, наконец, одна только душа заставляет нас жить , каким же образом происходит, что какая-нибудь царапина на этом бренном теле, какой-нибудь внутренний беспорядок, излишек вина или пищи может заставить душу покинуть тело?

Рим. 24 апреля

Я собиралась рассказать весь день, но ни о чем больше не помню. Знаю только, что на Корсо мы встретили А., что он подбежал, радостный и сияющий, к нашей карете и спросил, дома ли мы сегодня вечером. Мы дома. Увы!

Он пришел, и я вышла в гостиную и принялась говорить совершенно просто, как остальные. Он сказал, что пробыл четыре дня в монастыре, остальные – в деревне. Теперь он в мире со своими родителями, он будет выезжать в свет, будет благоразумно вести себя и думать о будущем. Наконец он сказал мне, что я преспокойно веселилась в Неаполе, была по своему обыкновению кокетлива и что все это доказывает, что я не люблю его. Он также сказал мне, что видел меня в то воскресенье подле монастыря Giovanni et Paolo. И чтобы доказать, что говорит правду, он описал мне, как я была одета и что делала, я должна сказать – совершенно точно.

25 апреля

Мне кажется, что он меня больше не любит. Что ж, в добрый час. И от этой мысли мне становится жарко, у меня кипит кровь, и холод пробегает по спине!

Я гораздо больше люблю это, о да, по крайней мере, я в бешенстве, в бешенстве, в бешенстве.

Сегодня вечером, против всякого ожидания, у нас довольно многочисленное собрание, между другими – А.

Все общество вокруг стола, я с Пьетро – у другого. Мы рассуждали о любви вообще и о любви Пьетро в частности. У него на этот счет отчаянные принципы, или, вернее, он теперь так безумствует, что вовсе не имеет их. Он говорил в таком легком тоне о своей любви ко мне, что я не знаю, что и думать. Впрочем, он так похож на меня характером, что это просто удивительно.