Мария Башкирцева - Мария Башкирцева. Дневник

6 августа

Вы думаете, что я не беспокоюсь о России?!. Какое несчастное, презренное существо тот, кто может забыть свое отечество в опасности! Вы думаете, что эта басня о беге зайца и черепахи в применении к России и Турции не заставляет меня страдать? Если я говорю о голубях и об американках, это еще не значит, что я не беспокоюсь, не беспокоюсь серьезно о нашей войне.

Думаете вы, что 100 000 убитых русских были бы мертвы, если бы для их спасения было достаточно моих тревог, моего желания защищать их?

7 августа

Я одурела в Bon Marche, который мне нравится, как все, что хорошо устроено. У нас ужинали, смеялись, я тоже смеялась, но это… все равно… я грустна, я в отчаянии.

И это невозможно!!! Странное, отчаянное, ужасное, отвратительное слово!!! Умереть, Боже мой, умереть!!! Умереть!!! Ничего не оставив после себя? Умереть, как собака!? Как умерли 100 000 женщин, имена которых едва начертаны на их могилах! Умереть, как…

Безумная, безумная, не видящая, чего хочет Бог! Бог хочет, чтобы я от всего отказалась и посвятила себя искусству! Через пять лет я буду еще совсем молодая, быть может я буду прекрасна, прекрасна своей красотой… Но если я буду только артистической посредственностью, которых так много?

Для выездов в свет этого было бы достаточно, но посвятить на это всю жизнь и не достигнуть!.. В Париже, как повсюду, есть русская колония!!

Не эти пошлые соображения бесят меня, но что, как они ни пошлы, они приводят в отчаяние и мешают мне заботиться о моем величии.

Что такое жизнь без окружающего, что можно сделать в полном одиночестве? Это заставляет меня ненавидеть весь мир, мою семью, ненавидеть себя, богохульствовать! Жить, жить!.. Святая Мария, Матерь Божия, Господи Иисусе Христе, Боже мой, помогите мне!

Но если посвящаешь себя искусству, надо ехать в Италию!!! Да, в Рим. Это гранитная стена, о которую я постоянно разбиваю голову!..

Я остаюсь здесь.

17 августа

Я уверилась, что не могу жить вне Рима. В самом деле, я просто чахну, но, по крайней мере, мне ничего не хочется. Я отдала бы два года жизни, чтобы поехать в Рим в первый раз.

К несчастью, мы научаемся, как нам надо бы поступить, когда уже дело непоправимо.

Живопись приводит меня в отчаяние! Потому что я обладаю данными для того, чтобы создавать чудеса, а между тем я в отношении знаний ничтожнее первой встречной уличной девчонки, у которой заметили способности и которую посылают в школу.

По крайней мере, я надеюсь, что, взбешенное потерей того, что я могла бы создать, потомство обезглавит всех членов моей семьи.

Вы думаете, я еще имею желание выезжать ! Нет, это прошло. Я недовольна, раздосадована и делаюсь артисткой, как недовольные делаются республиканцами.

Кажется, я клевещу на себя.

18 августа

Читая Гомера, я уподобляла тетю, когда она сердится, Гекубе во время пожара Трои. Как бы ни была я глупа, как бы ни стыдилась высказывать восхищение классиками, но никто, мне кажется, не может избегнуть этого восхищения. Какое бы ни было ваше отвращение вечно повторять одно и то же, как бы вы ни боялись заимствовать ваших восторгов у почитателей по профессии или повторять слова вашего профессора, но в Париже не смеют говорить об этих вещах, право не осмеливаются.

А между тем ни одна современная драма, ни один роман, ни одна комедия, производящая впечатление, ни Дюма, ни Жорж Занд не оставляли во мне такого чистого воспоминания, такого глубокого, непосредственного впечатления, как описание взятия Трои.

Мне кажется, что я присутствовала при этих ужасах, слышала эти крики, видела пожар, была с семьей Приама, с несчастными, прятавшимися за алтарями богов, где зловещий огонь, пожиравший город, достиг и обнаружил их… И кто может удержаться от легкой дрожи, читая о появлении призрака Креузы?

Но когда я думаю о Гекторе, о сошедшем с городских стен с такими хорошими намерениями, бегущем перед Ахиллом и три раза обегающем город, не переставая быть преследуемым… я смеюсь!..

И герой, который пропускает ремень через ноги или вокруг ног мертвого врага, тащит его вокруг тех же укреплений; я представляю его себе в виде ужасного уличного мальчишки, скачущего на палке с огромной деревянной саблей на боку.

Не знаю, право… но мне кажется, что только в Риме я могла бы найти удовлетворение моим всемирным мечтам…

Там находишься словно на вершине мира.

Я бросила к черту «Journal d’un diplomate en Italie»; эта французская элегантность, эта вежливость, это батальное восхищение оскорбляют меня за Рим. Француз всегда мне представляется рассекающим все по косточкам длинным инструментом, который он деликатно держит двумя пальцами, и с лорнетом на носу.