Михаил Филиппов - Патриарх Никон. Том 2

– Альбо то можно, – говорил часто Ольшевский, – так да с патриархом поступать… Джелебы то можно, я бы всех монахов утопил… Надея на Бога, нас домой в Новый Иерусалим отпустят… Ты, святейший, только отпиши туда, а мы Шушеру туда пошлем… Будем мы с тобою, патриарх, еще там архиерейску службу править…

И вот под таким впечатлением пишет Никон вновь в Новый Иерусалим:

«Попросите, братия, еще обо мне царя. Умираю я, не попомните моей прежней грубости, пожалейте старика».

Грамоту эту отвозит Шушера в «Новый Иерусалим», и оттуда отправляется вновь посол, но уже не к царю, а к царевне Татьяне Михайловне.

Посол рассказывает всю подноготную царевне.

Татьяна Михайловна приходит в страшное негодование и бежит к царевне Софье.

– Соня, нас бесчестно обманывал патриарх Иоаким, – говорит она, едва переводя дыхание от волнения. – Ведь патриарха Никона он держал четыре года в заточении на одних щах да каше и ржаном хлебе, никого к нему не допускал, в церковь Божью не пущал, без одежды и обуви содержал в келье… Это безбожно, бесчеловечно… Идем к царю.

– Как? Да мне патриарх всегда сказывал, что Никон во всяком удовольствии живет… Пойдем к брату, пущай сыск учинит… Пущай не верит патриарху.

Обе побежали к царю.

Федор Алексеевич сильно встревожился, увидев тетушку и сестрицу гневными и взволнованными: нервный и впечатлительный, он почувствовал даже сильное сердцебиение.

– Что случилось? – спросил он испуганно, воображая, что не приключилась ли какая-нибудь беда и со второй его женою, на которой он недавно лишь женился.

Царевны рассказали ему о бывшем заточении Никона.

– Теперь понимаю, – вздохнул царь, – зачем патриарху Иоакиму понадобилось перевести его в Кирилловский монастырь… Да и пьянство Никона, вижу я, – поклеп.

– Так ты, племянничек, и вели перевести его в Новый Иерусалим, – обрадовалась царевна Татьяна Михайловна.

– Да как же без патриаршего благословения?.. – недоумевал юный государь.

– Так, братец, покличь его и поговори с ним – обняв и поцеловав его, проговорила царевна Софья.

– Уж вы, тетушка и сестрица, лучше сами позовите его, да и уговорите… А я велю царских лошадей и кареты отослать за святейшим в Ярославль.

Царевны поцеловали его и ушли в терем. Они послали за патриархом Иоакимом. Иоаким явился в терем, воображая, что они желают духовной беседы с ним.

Когда он вошел в приемную царевны Татьяны Михайловны, он застал там царевну Софью.

Царевны подошли к его благословению и посадили его на почетное место на диване, под образа.

– Прости, святейший, – начала царевна Софья, – что мы с тетушкой Татьяной потребовали тебя… У нас великая к тебе челобитня.

– Повеление царевен для меня указ, – опустив скромно глаза и положив руки на животик, произнес патриарх.

– Бьем мы челом: монастырь Новый Иерусалим и Воскресенская церковь приходят в запустение.

– Приходят они в запустение, – поднял набожно глаза к небу Иоаким, – ибо восточные патриархи, на соборе тысяча шестьсот шестьдесят шестого года, осудили и название Новый Иерусалим, и строителей его Никона и Аарона. Где нет благословения святителей, там и благодати нет.

– «Где два или три соберутся во имя Мое, там и Я пребываю», – возразила царевна Софья. – Не лишена поэтому святой благодати и обитель Новый Иерусалим.

– А в Воскресенской церкви кроме частиц Святого Гроба покоятся еще мощи святой Татьяны, – вставила царевна Татьяна Михайловна.

– Не ведал… не ведал, – вздохнул Иоаким и, набожно перекрестясь, произнес: – Господи, прости мне согрешение.

– Вот, – продолжала царевна Софья, – мы с тетушкой желаем увеличить благолепие монастыря, я дала обет соорудить там храм Богоявления, а царевна все достояние отдаст на святую обитель.

– Богоугодное дело… богоугодное, я благословляю… Вы внесите деньги в патриаршую казну. А там, что соборная дума скажет…

– Мы пожертвуем всем, но братия просит возвратить ей отца и благодетеля ее, – возразила царевна Софья.

– Тому не можно быти, – как ужаленный вскочил Иоаким.

– Садись и выслушай, святейший… Никон хил, стар, и годы его сочтены… Пущай умрет в своей обители, не проклиная царя и нас за бессердечие, – произнесла скороговоркой Софья.

– Тому не может быть, – упорствовал патриарх, – да ты, царевна, не ведаешь, что он и одежи и обуви не носит, да день-деньской от вина пьян бывает, сквернословит, богохульствует…

– Неправду говоришь, святейший, и это поклеп на святейшего старца, – вышла из себя царевна Татьяна Михайловна. – Держишь ты его в темнице пятый год без одежи и обуви; а от квасу твоего с мышами не опьянеешь. Господь Бог милосердный накажет тебя… Покайся и разреши Никону переехать в Новый Иерусалим.