Павел Свиньин - Ермак, или Покорение Сибири

С сей минуты пылкая страсть превратилась в растерзанном сердце Ермака в ненависть неограниченную: он поклялся презрением, мщением неверному полу, созданному для гибели человеческого рода; но невинная кровь жгла его сердце, преследовала его во сне и наяву, не давала ему часа покою, не только радости в сей жизни, сделала его мрачным, суровым, человеконенавидцем… Гонимый более совестью, нежели угрожаемый местью, Ермак с горстью отваг перебрался на Волгу и скоро привел набегами своими в ужас все караваны, стремившиеся с Востока в Астрахань, Казань и Москву. С неимоверным искусством умел Ермак избегать великие силы, посылаемые царем Иоанном Васильевичем для усмирения дерзких разбойников, а в случае необходимости разбивал их. В одном кровопролитии Ермак находил себе еще некоторую отраду, кидался во все опасности, искал смерти, но смерть его щадила.

Донцы восхищались громкими подвигами своего земляка, толпами собирались под хоругвь его самой отчаянной отваги всякий раз, как не было дела у них с соседями. Между тем ненависть Ермака к людям превратилась летами в хладнокровие, пылкость – в рассудительность, отчаяние – в осторожность. Лета ослабили с обеих сторон и воспоминание несчастий, совершившихся в Раздорах,  – Ермак возвратился на родину. В сем положении познакомились мы с Ермаком Тимофеевичем на пиру атамана Луковки и следовали за ним до плачевного окончания славных дел его.

Самусь в тот же день принес весть Мещеряку об удачном совершении злодеяния; но Мещеряк медлил объявить сие несчастье дружине, ожидая Кучума или доверенного его, которому, по условию, он обещался принесть в жертву и остальных своих товарищей; он медлил и потому, что в голове у него стало зарождаться некоторое подозрение на Кучума, ибо он с Самусем не получил от него условленного между ними знака в случае успеха. Мещеряк нарочно расставил у крепостных ворот приятелей своих Самуся и Габана, дабы не допускать никого из казаков к Кучуму или от него посланному, пока он сам с ним не переговорит. В полночь объявили ему о приезде Алея, сына Кучумова, который не захотел войти в город, а требовал Мещеряка в лес, на место их прежних тайных переговоров. «Еще новое свидетельство измены Кучума»,  – подумал Мещеряк и не обманулся.

– Сибирский царь велел сказать тебе,  – начал говорить Алей,  – что он любит предательство, а презирает предателей…

– Ни слова более,  – прервал его Мещеряк.  – Вижу, отец твой, лишившись зрения, потерял и проницательность разума: он не понял сладкого чувства мести, которое может овладеть сильной, возвышенной душой. Не смерти Ермака жаждало сердце Матвея. Нет! это низкое чувство принадлежит только вам, мусульманам; нет! мне хотелось унизить Ермака, омрачить имя его делом постыдным. Я поклялся вырвать у него славу великих дел его, и успел бы, если б не встречал, по несчастью, предателей и трусов, подобных Кучуму.

– Мещеряк! – воскликнул царевич.  – Если б ты не был правоверным, то я наказал бы давно гнусного гяура.

– Знай же, низкий басурманин, что я христианин и соглашался на обрезание, чтобы пособить Кучуму удержать потерянное им царство.

– Ха, ха, ха! Изменник родины и веры думал быть сподвижником царя сибирского!

– Довольно! – вскричал с яростью Мещеряк.  – Придите испытать судьбу Карачи. Вы узнаете руку, которая руководила всеми действиями и самого Ермака. Скоро несметная московская рать поможет мне отомстить вероломным…

Возвратясь в крепость, он поведал дружине, состоявшей из ста пятидесяти казаков, стрельцов и немцев, несчастную гибель Ермака и его товарищей и, сколько ни старался, не мог возбудить в них чувств мужества и благородной мести – с Ермаком для казаков все кончилось, и смелость великодушная, и надежды отрадные. Они единогласно требовали скорейшего возвращения в Россию.

Мещеряк, обдумав хорошенько свое опасное положение, решился выполнить требование казаков и велел немедленно собираться в обратный путь. Но едва казаки хотели перед светом выступить из крепости, как усмотрели невдалеке нечто движущееся. Благоразумие требовало остановиться и разведать, нет ли какой тут засады. И точно, посланный лазутчик возвратился с татарином, отправленным от Алея к голове Глухову, коего вызывал он на свидание с собою для мирного дела, в присутствии всей дружины. Странное предложение сие для всех было загадкою, кроме Мещеряка, который тотчас постиг причину оного. Он старался доказать, что в сем предложении кроется умысел.