Павел Свиньин - Ермак, или Покорение Сибири

– Да нас не прибивало к берегу, напротив, мы насилу пристали к нему,  – сказал Ермак с веселой улыбкой,  – стало быть, нам нечего бояться, колдуньи не свернут нам голов.

Замечание сие, сказанное кстати и с насмешкой, немало успокоило суеверных казаков, кои начинали уже бояться быть вынужденными предаться сну, чувствуя большую к оному наклонность после неимоверных трудов, в течение дня ими понесенных. В большее успокоение дружины Ермак снял часовых и приказал всем до единого ложиться отдыхать.

Костер, несмотря на дождик, светло горел посреди лагеря, раздуваемый резким, холодным ветром. Благотворная теплота вместе с гулом сильно колебавшихся кедров и сосен разливала на казаков усыпление, похожее на очарование. Едва легли они в шатры свои, подняв полы оных против огня, как и заснули сном молодецким.

Один Самусь бодрствовал, он выжидал эту минуту с нетерпением тигра, готовящегося напасть на свою жертву. Долго прислушивался он к храпу товарищей, несколько раз обходил вокруг палаток, производил шум охапкою дров, которых нарочно набрал, чтобы кинуть в костер в случае, если кто его окликнет; подолгу останавливался перед теми, в коих сомневался; наконец, уверившись в беспечности, или, лучше сказать, в бесчувственности казаков, он поставил выполнить адский заговор Мещеряка. Не тронуло предателя и спокойное чело предводителя, которое никогда не сияло такой ангельской добротой и доверенностью. Если б Самусь хотя на одно мгновение мог быть человеком, а не чудовищем, то, конечно, поразился бы отпечатком какого-то высшего блаженства, какого-то райского, неземного вожделения, которыми отражалось лицо героя при ярких отблесках потухавшего костра.

Минута – и Самусь был уже на другой стороне Иртыша, где с нетерпением ожидал его Кучум еще минута, и державный слепец, пылавший мщением, переправился вброд через реку с многочисленной конницей. Осторожно, без малейшего шума татары подползли к казацкому лагерю: в нем все было тихо и безмолвно, как в могиле. Татары успели принять необходимые меры для совершенного успеха и безопасности – а ни один казак не пошевелился. Со стремлением бросились враги на безоружных героев, с коими за минуту не дерзнули бы сразиться в чистом поле, несмотря, что были в несколько раз превосходнее их числом, – и в мгновение ока не стало двухсот храбрых на земле. Ермак, пораженный также сильными ударами, не пал, однако, подобно своим товарищам: несколько острых кинжалов увязло в кольцах булатной брони его, которая, по крайней мере, дала герою средство дорого продать жизнь свою. Он воспрянул, подобно уязвленному льву. Несколько отчаянных смельчаков заплатили жизнью за свою дерзость. Напрасно вождь звал к себе на помощь: голос его, доселе возбуждавший в витязях новые силы, передававший им, как электричеством, новую бодрость, новое пламя, оживлявший самых раненых новой жизнью, раздавался тщетно среди диких воплей неприятельских, звука мечей и стона вздыхающих товарищей. Ермак почувствовал опасность и неизбежную гибель; но, не теряя присутствия духа, стал он отступать, отражая удары сабель и кинжалов, на него устремленных. Может быть, он надеялся еще дойти до берега и спастись в лодке, полагаясь на тьму ночную; но, увы! удел его уже был решен свыше! Теснимый неприятелем, покрытый ранами, Ермак долго еще удерживался на краю крепкого утеса, не думая, чтобы самый утес изменил ему: гранит поколебался под пятою героя и низвергся с ним в пучину бурной реки; тяжелая броня и истощенные силы погрузили его на дно глубокого Иртыша.

Конец горький для завоевателя, ибо, лишась жизни, он мог думать, что лишается и славы. Нет! Волны Иртыша не поглотили ее: Россия, История и Церковь гласят Ермаку вечную память!

Заключение

Грустно, безотрадно для читателя видеть бедственный конец завоевателей Сибири, видеть великие доблести, как будто попранными низкою злобою и коварством! Но нам ли, смертным, входить в исследование судеб Всевышнего? Дерзнем ли сомневаться в мудрости и благости Провидения, мы, убеждающиеся на каждом шагу в ничтожности человеческих предположений, верующие как христиане в утешительную истину, что для страждущей здесь добродетели, равно как и для торжествующего порока, уготовано возмездие в том, лучшем мире!

Последствия в сем случае показали, что коварство и измена не имели большого успеха. Кучум, перерезав предательски двести героев, не мог отнять Сибирского царства, ими завоеванного для великой державы, которая единожды навсегда признала оное своим достоянием. А потому заключим картину сего великого события единственно изображением жребия остальных лиц, в ней действовавших.