Павел Свиньин - Ермак, или Покорение Сибири

При всем старании Ермак Тимофеевич никак не мог узнать, кто был третьим товарищем киргизских вожаков, скрывшихся с тех самых пор и обнаруживших тем ясно свою измену. Сметливый Самусь, нанесший первые смертные удары Брязге, поспешил вернуться в лагерь, дабы не подать на себя подозрения в случае, если откроется убийство. Ермак вспомнил последнее слово, замершее в устах храброго казака, и невольный трепет пробежал по всем его жилам. Он не страшился смерти, идя всегда в боях первый ей навстречу, но умереть изменою, погибнуть смертью бесславной приводило его в ужас, и он положил по возвращении в Искер быть поосторожнее с Мещеряком, наблюдать за всеми его поступками. «Если б он искал моей смерти,  – рассуждал герой сибирский,  – то он имел столько случаев погубить меня. Нет! В злобе Мещеряка кроются другие виды, другие побуждения: он хочет со мною вместе уничтожить все труды наши, разрушить плоды побед наших и истребить даже память об Ермаке. Увидим, успеет ли? Господь, ниспославший свои знамения для остережения меня, умудрит слабый ум мой избегнуть и сетей коварства и злобы».

Успокоенный сими размышлениями, Ермак Тимофеевич отдал приказание дружине выступить в обратный путь. Быстро понеслись витязи наши вниз по Иртышу на легких ладьях своих, презирая бурю, внезапно возникшую со всею жестокостью. К вечеру ненастье и дождь до такой степени усилились, что вождь нашелся вынужденным приказать остановиться; но при всех усилиях казаки долго не могли причалить к берегу. Сначала седой бурун отбивал и угонял на середину реки то ту, то другую лодку, потом обрывались несколько раз самые крепкие причалы или ломались деревья, к коим они привязывались. Неприятности тем не кончились: не менее труда и хлопот стоило развести огонь; наконец, когда полагали все препятствия уничтоженными и надеялись отдохнуть и успокоиться под непроницаемыми наметами, вдруг, ко всеобщему ужасу, сорвало с шестов атаманскую ставку налетевшим внезапно вихрем и разорвало ее на мелкие лохмотья.

– Воля твоя, Ермак Тимофеевич,  – сказал Грицко Корж,  – а быть беде великой, коли мы отсюда не уберемся.

– Ты говоришь, как будто впервые привелось нам бороться с невзгодами,  – отвечал Ермак.

– Невзгоды – дело Божье, а здесь придется возиться с шайтанами,  – проворчал Корж.

– Что тебе пришло в голову? – спросил вождь.

– А то, Ермак Тимофеевич, что мы пристали к заколдованному месту. Видишь ли ты этот овраг и знаешь ли, кем он выкопан?

– Скажи, пожалуйста,  – отвечал атаман с улыбкою.

– Нам бы всей дружиной было на год работы, а Кощей одним перстом провел эту Перекопь.

Речь старого Коржа возбудила всеобщее любопытство. Казаки, несмотря на усталость и непогоду, высыпали из своих шатров и стали просить его, чтобы он рассказал им про это чудо поподробнее.

– Извольте, братцы, я вас потешу,  – сказал Корж,  – только чур не пенять меня, коли от моей сказки пуще бани небесной во всю ночь будет вас бить лихоманка. Я далеко был отсюдова, да волосы дыбом встали, как рассказывал, бывало, покойный Уркунду Шаманыч.

– Кажется, не время теперь, товарищ, до сказок и прибауток,  – сказал Самусь, боясь, чтобы россказни веселого Грицка Коржа не помешали в самом деле сну суеверных казаков. Но Корж должен был выполнить всеобщее желание.

– Недалеко отсюда торчит, словно казачья шапка,  – продолжал он,  – высокий курган [70] Сей бугор, вышиной в 10 сажен, доселе существует и называется Русским Царевым городищем. , Косым-Тура называемый, то есть Девичьим городищем. Недаром ему дано это имечко: в нем зарыты заживо двести прекрасных царевен, с зароком от Кощея бессмертного выручить себя десятью буйными головушками за каждую. Проклятые! уже по девяти молодцев сгубили да поставили за себя, осталось по одной головушке. Ночью выходят царевичи из алмазных хат своих и бродят до петухов, разрумяненные и разбеленные, словно московские боярышни, в штофных сарафанах и жемчужных подвязках; приманивают вашу братью подлипал, то песенками заунывными, так что ретивое и заходит, то плясками разговорными – ну, кто не вытерпит да протянет губы, с того и голова прочь [71] Понятия сибиряков о сиренах, доселе существующие. . Заколдовали, проклятые, и самый Иртыш: запоздай только молодец на лодке, так и прибьет к их берегу. Скоро перевели они у Кощея всех могучих богатырей, вот он и перерыл перстом переволок [72] По сказанию Ремезовского летописца, Перекопь сию сделал Ермак в три или четыре дня, то есть от 1 до 5 августа, но, по всем вероятиям, должно думать, что она вырыта во времена какого-то забытого века. от одного заворота Иртыша до другого и впустил в него руку с заклятием, чтобы ведьмы за него не ходили в его царство, докуда не выпьют всей воды из Перекопи. Вот уж мало ее и осталось, а колдуньи не смеют носу показать за черту. Право, Ермак Тимофеевич, прикажи-ка перенести стан за Перекопь – не так будет страшно.