Павел Свиньин - Ермак, или Покорение Сибири

– Веди на Иоанна, умрем за родину! – раздалось в дружине.

– Я вижу,  – перебил Ермак с возрастающим жаром,  – что те, которые желают брани против Иоанна, худо знают москалей. Русский никогда не поднимет руки на своего царя; он вытерпит от него все несправедливости, все обиды и жестокости, веруя, что злой царь есть бич, ниспосланный Всевышним в наказание народу, и никакая земная власть его судить не может; что помазанник Божий одному Богу отдает отчет в волоске, несправедливо сорванном им с головы последнего из рабов своих. А потому, поверьте, что Иоанн, несмотря на то, что упивается кровью своих подданных, мучит их, терзает для потехи своей, не уважает ни добродетелей, ни заслуг, ни доблестей,  – тверже сидит на престоле, чем турецкий султан после каждого набега казаков на Азов. Поверьте, что к нам пристанут одни воры и разбойники… Пора, братцы, оставить ремесло, противное христианству,  – произнес Ермак с чувствительностью и со слезами на глазах,  – ремесло, не терпимое ни в каком государстве, и если хотим искать опасностей, то поищем не бесславных… Награды и почести, полученные от признательности царя и отечества, прочнее, благороднее…

– Остановитесь, остановитесь! Идем с тобою в Пермь!  – закричали казаки. Истина слов Ермака тронула, проникла в сердца грубые, но еще не лишенные угрызений совести.

Мещеряк, видя неудачу свою, первый сорвал с головы своей шапку и, кинув ее вверх, закричал:

– Ура! Ермак Тимофеевич, веди нас в великую Пермь, на полночь, на край света!

Вся дружина единодушно последовала примеру хитрого Мещеряка: шапки взлетели вверх, и раздалось громкое, радостное:

– Ура! В великую Пермь! На Кучума!

В эту самую минуту упало к ногам Ермака нечто огромное. Гроза и Кольцо схватились уже за мечи, подозревая Мещеряка в новой измене, как внезапное появление шамана обратило на него общее внимание. Уркунду с незаметной доселе в нем важностью и достоинством подошел к Ермаку и голосом пророческим с расстановкою сказал:

– Иди, Ермак, иди на полуночь! Тебя призывают боги отцов моих отмстить нечистивцу, поругавшемуся над чистым их служением, заменившему жертвы, им приятные, бессмысленным учением Корана. Смотри, у ног твоих лежит орел, поймавший лукавого зверя полуночных лесов – черную лисицу. Так ты именем царя московского победишь черного Кучума и всех завистников; и если боги ниспошлют тебе мудрость для избежания сетей измены, то будешь свидетелем своей славы…

Произнеся последние слова сии, шаман искал, казалось, взорами Мещеряка, но он, как будто по предчувствию, скрылся между тем в толпе народу.

Событие сие принято было казаками за счастливое предзнаменование, ибо никто не заметил, как шаман пустил стрелу в орла, долго парившего над курганом со своей добычей. Во весь день леса и горы вторили торжественное «ура!» и восклицания: «На Кучума! На Кучума!»

Взгляд на Орел-городок.  – Любопытное предание.  – Великолепие палат Строганова.  – Его богатство и могущество.  – Прелестная дочь Максима Яковлевича.  – Лифляндский рыцарь.  – Безрассудная любовь.

Рука времени изменила наружный вид и многих сибирских пустынь, не менее населеннейшей части России. Кто бы, например, увидя небольшую каменную церковь новейшей архитектуры, правильную слободку, состоящую из бедных хижин, населенных двумястами камских лоцманов, обширные огороды, снабжающие Усолье и Дедюхино поваренными овощами,  – подумал, что это место достопамятной столицы Строгановых – Орла-городка, иначе Каргеданом называвшегося, в стенах коего составлено было великое предприятие – завоевания Сибири, из стен коего Ермак двинулся на сей бессмертный подвиг! Но таков закон природы: не выходя из России, найдем убедительные доказательства, что все произведенное рукою смертного, как бы оно огромно, великолепно ни было, дряхлеет, исчезает с лица земли, превращается в тлен, в ничтожество, подобно самому творцу оного! Одно имя, одна слава переживают бытие человека и его творения. Посмотрите, едва кучи камней и колючие тернии указывают теперь страннику о существовании Танаиса, Ольвии, Болгар, а история их перейдет в позднейшие потомства! Мудрено ли после сего, что в Орле-городке осталось мало предметов, напоминающих о его прежнем величии, и только Евангелие, показываемое в церкви, писанное Марьей Яковлевной, супругой именитого человека Григория Дмитриевича, да жемчужные оплечья у других риз, низанные также ее рукою, составляют воспоминание о столице Строгановых, обладателях земель, равнявшихся пространством своим Франции совокупно с Испанией!