Александр Вельтман - Саломея, или Приключения, почерпнутые из моря житейского

– Где офицер, который здесь стоял?

– Уехал-с.

Петр Кузьмич воротился, запыхавшись, домой.

– Что?

– Какое-нибудь плутовство! Просто, тайно уехал! черт знает: сегодня заперто присутствие!.. Ах, я дурак! верно, фальшивы «билеты!.. Пропал!.. Постой, где письмо?… ведь Григорий Карпович рекомендовал мне его… верно, подложное… вот… читай!.. верно, подложное!.. Черт ее знает, как поверить руку!..

– Вот тебе, сударь, и жених-богач!.. Хороша и я, ни с того ни с сего, поверь словам твоим, что на дурака напала, протурила от себя Василису Савишну.

А Василиса Савишна легка на помине.

– Здравствуйте, матушка, Аграфена Ивановна!

– Ах, Василиса Савишна! а я только что с мужем говорила о вчерашнем. Он согласен.

– Поздно уже, сударыня; вот ваша роспись приданому, теперь уж этот лист не нужен.

– Послушайте, Василиса Савишна, с чего вы это взяли разводить дело?

– Я? разводить дело? что вы это, Аграфена Ивановна! Сами вы изволили сказать, что вам не по нутру жених; да еще и ни во что поставили мои хлопоты. Вот «вам, сударыня, извольте.

– Полноте, Василиса Савишна, совсем не так было. Я подосадовала только на твое требование. Да после одумалась: конечно, стоит ли расходиться за какую-нибудь дюжину ложек серебряных; пожалуй, хоть и две можно прибавить.

– Теперь уж хоть три прибавляйте.

– Где ж взять, Василиса Савишна, рады бы в рай, да грехи не пускают; и то последнее отдаем. Легко ли: пошить приданое, отсчитать три тысячки, да вам, за хлопоты, рублей сто; а свадьба-то что станет?

– Извините, пятисот не возьму начать снова дело.

– Зачем же начинать снова, Василиса Савишна?

– Как зачем? Просивши от вашего имени пожаловать на вечер, да вдруг обмануть? Ведь я сама хотела заехать за ним; а он напрасно прождал. Да что ж я ему скажу?

– Ах, матушка, да скажи, что заболела, не могла быть.

– Покорно благодарю, болезнь на себя наговорить! Да и в таком-то случае следовало бы послать сказать.

– Вижу, Василиса Савишна, ты думаешь, что уж тебе и за труды ничего не будет? Нет, не такие мы люди: последнее продам, а в долгу не буду. Чтобы ты не сомневалась, вот тебе задаток двадцать пять рублей.

– Покорно благодарю! мотала хвосты по вашим делам, да упустила не сотню какую-нибудь. Вчера прислала за мной Арина Карповна Кубикова, а я, сдуру: некогда теперь, завтра поутру буду. Пришла сегодня, ан уж нашлись дельцы.

– Уж поверь, что не обижу, Василиса Савишна: вот тебе двадцать пять на извозчика, не в счет благодарности.

– Нет, сударыня, Аграфена Ивановна, этим уж дела не поправишь! не стоит и хлопотать.

– Да что ж тебе, Василиса Савишна?

– Через вас потеряла я по малой мере триста.

– Где же взять нам таких денег?… мы сами жалованьем живем.

– Что ж делать! Была охота – даром готова была все делать для вас; охоту отбили – так извините.

– Не обижайте же и нас, Василиса Савишна.

– Сами себя обидели: угодно двести пятьдесят рублев, так и быть, пойду, хоть побои перенесу.

– Что ты это, Василиса Савишна, побойся бога!

– Да уж так, сударыня, ведь вы же говорили сейчас, что и две дюжины ложек ничего не стоит прибавить вам. Так полдюжинки в приданое, а за полторы-то мне сверх ста рублей. Ваши же слова: вам все равно, туда или сюда отдавать.

– Так зови сегодня на чай Бориса Игнатьича; а я уж поговорю с мужем; может быть, он согласится.

– С ним когда угодно разделывайтесь, а со мной теперь же кончим счеты.

– Да неужели ты не веришь?

– Для чего же не верить! Теперь вы пожалуйте мне сто рублев, а после сговора остальные полтораста.

– Как это можно, вперед сто рублей! Бог знает, еще пойдет ли дело.

– Уж об этом не беспокойтесь.

– Ну, так и быть, – сказала, наконец, Аграфена Ивановна, долго жавшись. Раз десять пересчитывала она четыре беленькие бумажки, щупала и терла их, как будто колдовала, чтоб распластать каждую надвое.

Устроив одно дело, Василиса Савишна положила деньги в карман и – себе на уме – отправилась устраивать судьбу двух других существ.

«Терять времени нечего», – думала она; по дороге завернула в хлебню, купила большой крендель, усаженный изюмом и осыпанный миндалем, и – прямо к Печкину.

Между тем Федор Петрович на новоселье накушался досыта, наслушался органа вдоволь, пошел в свой номер и ничего лучше не придумал, как успокоиться после дневных забот. Но так как сон не вдруг принял его в свои объятия, то Федор Петрович долго осматривал комнату, в которую привела его судьба.