Виктор Аскоченский - Асмодей нашего времени

Бѣда затронуть религіозныя убѣжденія этой бойкой голо вы! Было когда-то въ модѣ самое жалкое, самое глупое, безотчетное невѣріе; человѣкъ отвергалъ все, не трудясь даже надъ анализомъ того, что отвергалъ; смѣялся надъ всемъ священнымъ потому только, что оно недоступно было его узкому и тупому уму. Пустовцевъ на этой шкоды: отъ великой таймы мірозданія до послѣднихъ явленій силы Божіей, бывающихъ и въ наше скудное вѣрою время, онъ все подвергалъ критическому обзору, требуя одного лишь знанія и знанія; что же превышало умъ его, что не укладывалось въ узенькія клѣточки человѣческой логики, онъ все отвергалъ, какъ пустяки, какъ сущій вздоръ. Непобѣдимымъ убѣжденіямъ противопоставлялъ онъ насмѣшку; колющей правдѣ – ловкій софизмъ, – и близорукій слушатель его терялъ точку опоры своихъ давнихъ, религіозныхъ убѣжденій, а свѣтъ рѣшилъ, что это человѣкъ прекрасно образованный и свободный отъ предразсудковъ.

Пустовцевъ на государственной службѣ. Передъ нимъ люди съ своими несчастіями и ошибками, съ своими слабостями и пороками; въ его рукахъ перо, которымъ въ иную пору легче меча можно разсѣчъ гордіевъ узелъ злонамѣренныхъ хитросплетеній. Но отъ чегожь такою грустною вышла изъ комнатъ его вотъ эта вдова съ двумя малютками? Отъ чего такъ весело подпрыгиваетъ вотъ этотъ горбатый адвокатъ, извѣстный всякому мошенничествомъ и ябедою? Отъ чего тамъ встревоженъ вотъ тотъ господинъ, котораго, за полчаса тому, мы замѣтили въ окна квартиры Пустовцева сидѣвшимъ близъ стола, заваленнаго бумагами?… Гмъ, мало ли отъ чего? Эти господа недовольные пришли искать защиты и правосудія; они принесли ему свою правоту, свои страданія и свои убѣжденія въ дѣлѣ, грозящемъ имъ неминуемою бѣдой: но вѣдь и забыли то, что господа, подобныя Пустовцеву, служатъ не людямъ, а закону; что, по убѣжденію этихъ умниковъ, не законъ созданъ для человѣка, а человѣкъ для закона, то есть, не суббота ради человѣка, а человѣкъ ради субботы. Васъ ограбили, обезчестили; вы начинаете дѣло, прося защиты: но вы начали не по формѣ, вы пошли прямою дорогой, а не окольнымъ путемъ, – и васъ поворотятъ назадъ, поведутъ по мытарствамъ и будутъ водить до скончанія вѣка. Пропадетъ и охота искать удовлетворенія за грабежъ и обиду! Между тѣмъ вашъ обидчикъ, или ходатай его, знаетъ надлежащую форму и вставитъ въ нее дѣло, въ которомъ вы страдательное лицо; гдѣ нужно, обрѣжетъ его; гдѣ понадобится, вытянетъ, и дѣло какъ тутъ быть, какъ разъ по формѣ. Глядитъ блюститель закона, подобный Пустовцеву, на все это, и важно объявляетъ, что ваши претензіи ничѣмъ не доказываются, то есть, если васъ и точно ограбили и обезчестили, то ограбили и обезчестили по формѣ, и потому сдѣлаетъ вамъ же замѣчаніе по формѣ, чтобъ вы не смѣли формально безпокоить начальство, если и впредь васъ ограбятъ и обезчестятъ безъ всякой формы… Не одинъ Пустовцевъ, въ наше велеученое время, смотритъ съ этой точки на свои служебныя обязанности; не одинъ изъ такихъ, зная Сводъ Законовъ, не знаетъ Русской Правды… Конечно, не маралъ Пустовцевъ рукъ своихъ безчестнымъ взяточничествомъ; не явились къ нему просители съ докладными записками, содержащими въ себѣ радужныя доказательства правоты ихъ дѣла; не нажить ему никогда "благопріобрѣтеннаго": но не далеко уйдутъ дѣла подъ такой невздоимной рукой, ибо въ виду такихъ господъ не люди съ ихъ несчастьемъ или подлостью, а школьная задача о чемъ-то метафизическомъ, чуждомъ дѣйствительности. Fiat justitia, pereat mundus! {Да будетъ правосудіе, и пусть гибнетъ міръ!} повторялъ Пустовцевъ, гордо поднимая лохматую голову, и самъ, бѣдненькій, не подозрѣвалъ всей глупости этой школьной, стародавней поговорки, высиженной въ кабинетѣ какимъ нибудь Нѣмцемъ-педагогомъ.

Пустовцевъ въ обществѣ. Какъ онъ ловокъ! Какъ толпятся вокругъ него эти барыни, изъ всѣхъ силъ старающіяся испортить свою репутацію, – эти юныя созданія, недавно увидавшія свѣтъ и не вкусившія еще смертоноснаго яда его! Слышите ли вы этотъ гомерическій хохотъ окружающей его толпы? Вѣрно, корабль ея бросилъ въ кого нибудь изъ присутствующихъ бойкое, язвительное слово. И не пощадитъ онъ для такого словца ни связи супружеской, ни отношеній дружескихъ, ни привязанности родственной, ни нѣжности дѣтской, ни любви родительской… Какъ удавъ, онъ обливаетъ все ядомъ неотразимой насмѣшки и возмутительнаго презрѣнія. Градомъ сыплются увлекательные софизмы его на все святое ума и сердца; тяжкимъ молотомъ сарказма и ироніи разбиваетъ онъ кумиръ, которому поклонялись вы доселѣ, и измельченными черепками онъ бросаетъ въ васъ все самихъ, любуясь вашей душевной болью и тайными страданіями….