Виктор Аскоченский - Асмодей нашего времени

– Только чтожь бы вы думали? говорила Соломонида Егоровна. Подъѣзжаю я къ театру, гляжу: Тютюевъ генералъ. Я была совершенно изумлена, полагая его въ Тифлисѣ. Онъ провелъ насъ въ ложу и разсказалъ намъ объ этомъ происшествіи.

– А мнѣ говорили, сказалъ господинъ съ владиміромъ въ петлицѣ, что напротивъ, Лермонтовъ вызвалъ.

– Совсѣмъ нѣтъ! Комужь лучше знать, какъ не генералу? Тютюевъ говорилъ, что Лермонтовъ бывало у него по цѣлымъ часамъ дожидается пріема.

– Ахъ, maman! подхватила Елена, такой великій поэтъ – и въ пріемной! Это ужасно!

– Да, это дѣйствительно, подтвердила Соломонида Егоровна, Селифанъ Никифоровичъ престранный человѣкъ; никакого не обращаетъ вниманія на высшее вдохновеніе.

– Онъ смотритъ только на пуговицы да на пригонку мундировъ; я знаю его! замѣтилъ какой-то отставной военный въ преогромными усами.

– Это рѣшительно проза! подтвердила Елена. Imaginezvous, maman, онъ даже не знааетъ "Демона."

– Демона? сказалъ господинъ съ владиміромъ въ петлицѣ: какого это демона?

– Какъ, Порфирій Карповичъ, и вы не знаете Демона Лермонтова? съ изумленіемъ спросила Елена.

– И не дай Богъ знать его.

– Что вы говорите!

– Говорю то, что еслибъ и Лермоитовъ-то поменьше знакомился съ демонами, такъ его бы не уколотили. А то всѣ эти поэты да стихотворцы съ демонами за панибрата, а Господа Бога знать не знаютъ. Отъ того и бьютъ ихъ, какъ собакъ.

Софьинъ, къ сожалѣнію, мало обращалъ вниманія на такой разговоръ, предметомъ котораго была такая занимательная страница нашей литературы и притомъ объясняемая такъ мѣтко господиномъ съ владиміромъ въ петлицѣ. Онъ поглядывалъ въ уголъ, гдѣ на канапе сидѣла Marie, атакованная, какъ видно, любезностями господина съ лохматой головой и съ угловатыми чертами лица. Господинъ тотъ, положивъ ногу на ногу, почти лежалъ на канапе и разсказывалъ что-то въ полголоса, бросая насмѣшливые взгляды то на того, то на другаго гостя. При входѣ Софьина, онъ нахально вымѣрялъ его глазами и сказалъ Marie какое-то слово; вѣроятно, это слово не понравилось ей, потому что она съ замѣтнымъ неудовольствіемъ отодвинулась отъ своего собесѣдника и стала глядѣть въ противную отъ него сторону.

– Извините, громко сказалъ Онисимъ Сергеевичъ, входя въ гостиную. Здравствуйте, Владиміръ Петровичъ! А, и вы здѣсь? Хорошо сдѣлали, что пріѣхали сами.

Взоры всѣхъ обратились на Племянничкова, который, нисколько не растерявшись, первый подалъ руку Небѣдѣ.

– Что же? спросила Соломонида Егоровна.

– А чтожь, ничего, сказалъ Небѣда, не будетъ.

– Кто не будетъ, папаша? спросила Мари, оставляя свое мѣсто, съ явнымъ намѣреніемъ отдѣлаться отъ господина съ лохматой головой.

– Кто не будетъ, – Губернаторъ не будетъ.

– А Капачени?

– Капачини будетъ. Я самъ заѣзжалъ къ нему.

– А Жоржъ гдѣ? спросила Соломонида Егоровна.

– Остался у губернатора.

– Какъ это такъ?

– Да также, заартачился, останусь, говоритъ, вотъ и все. Ну я оставайся; тамъ, видишь, дѣти пріѣхали къ губернатору-то, сыновья, оба уланы, да лихіе такіе… А не угодно ли, господа, въ залу?

Гостя потянулись за Онисимомъ Сергеевичемъ.

– Bon soir, monsieur Софьинъ, сказалъ господинъ съ лохматой головой.

– Bon soir, monsieur Пустовцевъ.

– Что это за господинъ съ вами?

– Мой давній пріятель.

– Оригиналъ, какъ видно.

– Почемужь мои пріятеля должны быть оригиналами?

– Такъ мнѣ показалось.

– Если такъ, то вы, вѣрно, не захотите быть въ числѣ моихъ пріятелей.

– Га, да вы острякъ! сказалъ Пустовцевъ насмѣшливо, отступивъ на полшага и вымѣривая его глазами.

– Словцомъ перекидываетесь! сказалъ Онисимъ Сергеевичъ, подходя къ нимъ. Нѣтъ, батюшка Валеріанъ Ильичъ, тутъ вамъ взятки гладки. Не на того напали.

И взявъ подъ руку Софьина, Небѣда пошелъ въ залу. Владиміръ Петровичъ искренно благодарилъ про себя Небѣду, что онъ такъ кстати перебилъ разговоръ, который легко могъ кончиться какою нибудь непріятностью.

Изъ франтовъ, остававшихся въ залѣ, нѣкоторые оказались артистами. За пюльпитрами хлопотала віолончель съ физіономіей, будто бы сшитой изъ однихъ складокъ, точь въ точь старинныя фрески; двѣ скрипки и флейта съ красно-багровымъ носомъ. По всему замѣтно было, что они затѣвали положить начало этому вечеру какимъ нибудь квартетомъ.

Владиміръ Петровичъ, пущенный Небѣдою, подошелъ къ Marie, которая съ дѣтскимъ любопытствомъ! разсматривала щегольскую флейту, повертывая ее въ рукахъ и толкуя что-то господину флейтисту, улыбавшемуся весьма нѣжно и обязательно.