Соломон Нортап - 12 лет рабства. Реальная история предательства, похищения и силы духа

– Скрести руки, – скомандовал Тайбитс, присовокупив к этим словам такое вызывающее дрожь богохульное выражение, которое непристойно здесь повторить.

– Вам нет нужды связывать меня, господин Тайбитс, я готов последовать за вами куда угодно, – проговорил я.

Один из его спутников сделал шаг вперед, поклявшись, что, если я окажу хоть малейшее сопротивление, он проломит мне голову – он разорвет меня пополам – он перережет мою черную глотку – и прочие угрозы в том же духе. Видя, что любая настойчивость совершенно бессмысленна, я скрестил руки, смиренно подчинившись любому намерению, какое могло быть у них в отношении меня. И Тайбитс связал мне запястья, что было силы затянув их веревкой. Точно так же он связал мои лодыжки. Тем временем остальные двое завели веревку мне за локти, пропустив ее поперек спины, и крепко привязали. Я был совершенно не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Из оставшегося куска веревки Тайбитс связал неуклюжую петлю и набросил ее мне на шею.

– Ну, что, – поинтересовался один из спутников Тайбитса, – где мы повесим этого ниггера?

Один из них предложил для этой цели длинный сук, уходивший вбок от ствола персикового дерева, неподалеку от того места, где мы стояли. Его приятель запротестовал, утверждая, что тот сук обломится, и предложил другую ветку. Наконец они сошлись на последней.

Чапин спасает Соломона от повешения

За все время, что они так беседовали и вязали меня, я не издал ни звука. Надсмотрщик Чапин, пока разворачивалась вся эта сцена, быстро шагал взад и вперед по веранде. Рейчел плакала у кухонного порога, а миссис Чапин продолжала смотреть из окна. Надежда умерла в моем сердце. Верно, час мой пробил. Я никогда не увижу света грядущего дня, никогда не увижу лиц своих детей – не исполнятся сладкие чаяния, которые я лелеял с такой любовью. Настал час, когда мне предстоит бороться с ужасными муками смерти. Никто не будет плакать по мне, никто не отомстит за меня. Вскоре тело мое будет гнить в этой далекой земле, а может быть, будет брошено скользким рептилиям, которыми изобилуют местные болотистые воды! Слезы покатились по моим щекам, но стали лишь еще одним поводом для оскорбительных реплик моих палачей.

Вскоре, когда они подтаскивали меня к дереву, Чапин, который ненадолго исчез с веранды, вышел из дома и направился к нам. Он держал по пистолету в каждой руке и заговорил твердым, решительным голосом, сказав, насколько я в состоянии вспомнить, примерно следующее:

– Джентльмены, мне нужно сказать вам несколько слов. И лучше бы вы их выслушали. Любой, кто сдвинет этого раба хоть на фут с того места, где он стоит, – все равно что мертвец. Прежде всего, бой не заслуживает такого обращения. Это позор – убивать его подобным образом. Я никогда не встречал более верного боя, чем Платт. Ты, Тайбитс – ты один во всем виноват. Ты сущий негодяй, и я это знаю, и ты в полной мере заслуживаешь той порки, которую получил. Кроме того, я служу надсмотрщиком на этой плантации семь лет, и в отсутствие Уильяма Форда я тут хозяин. Мой долг – защищать его интересы, и этот долг я собираюсь исполнить. Ты человек безответственный – дрянь человек. У Форда закладная на Платта в четыре сотни долларов. Если ты повесишь Платта, Форд лишится своих денег. До тех пор, пока закладная не погашена, ты не имеешь права отнимать у Платта жизнь. Да ты в любом случае не имеешь права ее отнимать. Для белого человека тоже есть закон, как и для раба. Ты ничем не лучше убийцы.

А что касается вас, – продолжал он, обращаясь к помощникам Тайбитса Куку и Рэмси, паре надсмотрщиков с соседних плантаций, – что касается вас – убирайтесь вон. Если вам хоть сколько-нибудь дорога ваша собственная безопасность, говорю вам, убирайтесь.

Кук и Рэмси без лишних слов вскочили на своих коней и поскакали прочь. Через пару минут Тайбитс, очевидно охваченный страхом и благоговением перед решительным тоном Чапина, тоже потихоньку убрался, подобно трусу, каковым он и был, и, оседлав свою лошадь, последовал за своими приятелями.

Я остался там, где стоял, все еще связанный, с веревкой, наброшенной на шею. Как только все они ускакали, Чапин позвал Рейчел и велел ей бежать в поле и сказать Лоусону, чтобы тот незамедлительно поспешил к дому и привел с собой бурого мула, которого весьма ценили за его необыкновенную прыть. Вскоре паренек явился.