Иероним Ясинский - Спящая красавица

– Я вас вышлю из города, если вы будете лезть ко мне! – закричал он, наливаясь кровью.

– Помилуйте!..

– Молчать!

– Ваше превосходительство , мне выехать не с чем.

– Молчать!

Исправник облёкся в шинель, поданную лакеем, и ушёл. Лакей сделал магику знак. Глазки его хитро улыбались, и он шёпотом сказал:

– Взятку хочет. Ему в афишу хоть пять рублей заверните. Были тут такие же, как вы – он с них всегда брал. А у вас цирк?

– Нет, я по другой части.

– А то ежели б цирк, так хорошо б ему после обеда барышню молоденькую с афишей прислать. Стоял у нас цирк Иозефа, каждый раз барышню присылали. Ну, а впрочем, всё же ему лошадь, кроме того, подарили.

– За что же?

– Начальство! Лошадь ему понравилась, он сейчас приметы велел подыскать, говорит: «Краденая». Ну, Иозеф видит, надо отдать – взял и отдал. Очень только заскучал и недолго в городе оставался.

Магик выслушал рассказ и посмотрел на лакея.

– У меня денег нет, – сказал он.

Лакей промолчал, недоверчиво скосив масляные глазки на дорогие ботфорты доктора Тириони:

– Как хотите, – начал он. – Пожалеете потом…

Магик не знал что делать. Он отправился за советом к клубному буфетчику. Дорогою ему пришла мысль послать телеграмму губернатору с жалобой на исправника. Он вынул из кармана три рубля. Но эти деньги он положил в афишу и, раздумав заходить в клуб, – погода сделалась ужасная, и вместе с дождём падал снег, – со всех ног бросился в полицейское управление.

Он хотел начать с угроз, устроить скандал исправнику; даже более смелые намерения одушевляли его; но когда исправник увидел его и произнёс: «Опять??» – он протянул афишу со смиренным видом.

– Знаете, это верх нахальства! – сказал исправник.

Он сидел как и в тот раз за столом, и ящик был до половины выдвинут против него. Когда исправник развернул афишу, деньги упали в ящик. Доктор Тириони, в качестве специалиста, подивился искусству исправника. А исправник, как ни в чём не бывало, пробежал афишу.

– Ну, хорошо! – произнёс он, нахмурившись. – Так и быть! Вы говорите, выехать не с чем – Бог с вами… Но только в другой раз с этим не смейте являться.

Он подписал афишу.

Теперь надо было торопиться. У магика оставался рубль, но этот рубль на доктора. По счастью, доктор оказался из молодых и с добрым сердцем. Увидев Тириони-Курицына, он проникся жалостью к этому слишком по-летнему и столь странно одетому профессору, обещал заехать и предупредил, что денег не возьмёт, а когда магик предложил ему билет на волшебное представление, – у него карманы были полны билетами, оставшимися от неудачного вечера в Бердичеве – то хотел заплатить за билет. Но, как он ни настаивал, магик не взял платы. Доброта и ласковое обращение доктора растрогали его. Он повеселел и мужественно направился в типографию.

Типография помещалась в подвальном этаже. Содержал её еврей, старый человек. Жёлтый от пота мягкий воротник его рубахи обрамлял сухую на длинной шее голову. Борода у него была реденькая, козлиная, и один глаз прищурен. Он низко поклонился магику и попросил его садиться.

– Что надо милому пану?

Магик объяснил.

– Хорошо. Всё можно сделать. А на когда пан хочет, чтоб было готово?

– Завтра надо будет с утра расклеить афиши.

– Ой!

Еврей взял афишу и стал вымерять и высчитывать, сколько пойдёт шрифту.

– Так скоро нельзя, дорогой мой пан! – сказал он со сладкой улыбкой. – А пан знает, сколько то будет стоить?

Они стали торговаться.

Еврей согласился, наконец, заставить типографию работать ночью. Магик не знал, откуда он возьмёт завтра шесть рублей, но об этом он и не беспокоился: утро вечера мудренее.

«Теперь к музыкантам!» – Где живёт капельмейстер Дувид Зурман?

Город населён евреями. Местные купцы славятся своим богатством, и имя одного из них гремит на всём Юге как миллионера и предприимчивого фабриканта. Всё же закоулок, куда попал доктор Тириони, поразил даже его своим нищенским видом. Во дворе, узком и грязном, тянулась целая улица, застроенная врастающими в землю полуразвалившимися хижинами, амбарчиками, хлевами. Козы уныло жевали солому. Одна из них с неопрятной белой шерстью стояла на крыше, под ивой; ветер и дождь трепали над нею гибкие ветви дерева.

Дувид Зурман сначала не понравился магику: безобразный рыжий еврей, в чёрной бархатной ермолке, с большими руками, которые были усеяны жёлтыми веснушками, и с мокрым ртом. Но когда он согласился взять за вечер восемь рублей (весь оркестр состоял из четырёх человек), причём деньги было необязательно отдавать вперёд, и дал слово, что «только скажет своим жидкам, так те станут по городу бегать и больше пользы сделают, чем все афиши», доктор Тириони с чувством пожал ему руку.