Александр Дюма - Могикане Парижа

Сальватор взял Жана Робера опять под руку.

Поэт покорно шел за странным человеком, которого только случайность сделала его проводником, и вместе с ним очутился среди темных и пустынных улиц.

Между улицей Макон и площадью Сент-Андре-д'Арк Сальватор остановился перед белым и очень опрятным домиком, имевшим всего три окна по уличному фасаду.

Вход был заперт дверью, отделанной под дуб.

Сальватор достал из кармана ключ, видимо, собираясь войти.

– Не правда ли, решено, что мы проведем остаток ночи вместе? – спросил он, обращаясь к Жану Роберу.

– Вы мне это предложили, и я принимаю ваше предложение с удовольствием. Или вы, может быть, передумали?

– Слава богу, нет еще. Но, видите ли, хоть я человек и очень ничтожный, но есть два существа, которые стали бы тревожиться о моем отсутствии, если бы я не вернулся в известный час домой. Два существа эти – женщина и собака.

– Так ступайте и успокойте их, а я подожду вас здесь.

– Что это? Вы отказываетесь войти ко мне из скромности? В таком случае вы ошибаетесь. Я принадлежу к числу тех людей, которые ничего не скрывают и которые, тем не менее, остаются таинственными при полной силе солнечного света. Ведь еще Талейран сказал, что дипломат вернее всего обманет своих противников, если скажет им правду. Я именно такой дипломат, с той только разницей, что мне некого обманывать, потому что мною никто не интересуется.

– В таком случае я скажу, как говорят итальянцы, – «Permesso!» – проговорил Жан Робер, которому ужасно хотелось войти в дом странного комиссионера с улицы Фер.

Дверь отворилась, и молодые люди очутились в галерее.

– Постойте, я посвечу, – сказал Сальватор.

Он вынул из кармана спички и только хотел зажечь одну из них, как наверху лестницы появился свет.

Чей-то мягкий звучный голос проговорил:

– Это ты, Сальватор?

– Да, я, – отвечал молодой человек. – Теперь сами увидите, что не я обманул вас, – прибавил он, оборачиваясь. – Вы увидите женщину и собаку.

Собака явилась первая. Услышав голос хозяина, она слетела с лестницы, как ураган.

Остановившись перед хозяином, она поставила свои передние лапы ему на плечи и, прижавшись головою к его щеке, стала радостно лаять и взвизгивать.

– Ну, ну, хорошо, хорошо, Роланд, пусти меня, – ласково отпихнул ее Сальватор. – Видишь, твоя хозяйка Фражола хочет мне что-то сказать.

Но вдруг собака заметила Жана Робера, продвинула морду через плечо Сальватора и зарычала не то злобно, не то вопросительно.

– Это друг, друг, Роланд, не дури! – сказал ей Сальватор.

Он поцеловал собаку в ее черную косматую голову и, оттолкнув еще раз, прибавил:

– Ну, довольно, пусти!

Роланд посторонился, пропустил мимо себя и Жана Робера, мимоходом обнюхал его, лизнул ему руку и пошел сзади него.

Жан Робер тоже оглядел его. То был великолепный сенбернар. Стоя на задних лапах, он был футов пяти с половиной ростом, а цветом шерсти напоминал льва.

Поднявшись с нижнего этажа на второй, Жан Робер сосредоточил свое внимание на Фражоле.

Это была женщина лет двадцати. Роскошные белокурые волосы ее обрамляли бледное, кроткое лицо, сквозь чрезвычайно нежную кожу которого просвечивал румянец. Свеча в хрустальном подсвечнике, которую она держала в руках, освещала ее большие синие глаза и прекрасные улыбающиеся и полуоткрытые губы, между которыми блестел ряд жемчужных зубов.

Под правым глазом у нее было родимое пятнышко, в известное время года принимавшее цвет земляники. Вероятно, за него и назвали ее поэтическим именем, поразившим Жана Робера.

Появление незнакомца сначала встревожило и ее, как Роланда, но после слов Сальватора – «Это друг», она тоже успокоилась.

Когда он поравнялся с нею, она несколько нагнулась вперед, и он нежно и почтительно поцеловал ее в лоб.

– Друг моего друга – друг и мне! – сказала она, обращаясь к Жану Роберу – милости просим.

В одной руке она продолжала держать свечу, другой обняла шею Сальватора и так вошла в комнату.

Жан Робер пошел за ними.

Но войдя в небольшой зал, служивший, по-видимому, столовой, он скромно остановился.

– Надеюсь, что ты до сих пор не легла не из-за беспокойства, дитя мое, – сказал Сальватор, – а то я, право, не простил бы себе этого.

Он произнес это с оттенком отеческой нежности.

– Нет, – кротко ответила девушка, – но я получила письмо от подруги, о которой иногда рассказывала тебе.

– От какой же именно? – спросил Сальватор. – Ты часто рассказываешь мне о трех.