Томас Майн Рид - Белый вождь

Он не доверял обоим этим офицерам, и у него были на это основания. Он не мог не знать их как общественных чиновников, ведь они – высшая власть! Но он имел также сведения об их частной жизни, о том, как они проявляли себя вне службы – и эти сведения не говорили в их пользу.

Были у него особенные причины не любить Робладо, у которого, хоть тот и не знал некоторых обстоятельств, также имелись не менее важные поводы оказывать ему нерасположение. Впрочем, Робладо до сих пор и не слыхал о существовании охотника на бизонов, который обычно жил вдали от долины. Может быть, он никогда и не встречался с ним, но во всяком случае им не приходилось разговаривать друг с другом. Карлос же лучше знал капитана, еще задолго до описываемого праздника и по причинам, на которые мы намекнули выше, почувствовал к нему неприязнь.

Неприязнь эта еще больше усилилась из-за сегодняшнего поведения капитана, насмешливый тон которого, нахальство и высокомерность задели Карлоса.

– Капитан, – сказал он наконец, – я не хотел участвовать в игре, которая не стоит того, чтобы тратить на нее время, и которая десятилетнему мальчику уже едва покажется подвигом. Напрягать лошадь для такой ерунды, чтобы прискакать на берег этой безопасной канавки, было бы жалкой выходкой. Впрочем…

– Впрочем, что? – поспешил спросить Робладо, воспользовавшись паузой и уже догадываясь о намерении Карлоса.

– Если вы расположены рискнуть долларом – бедный охотник за бизонами, я не могу располагать большей суммой, – то я готов показать штуку, на которую десятилетний мальчик, может быть, посмотрит как на подвиг.

– Что же вы намерены такого сделать, сеньор охотник? – насмешливо спросил офицер.

– Остановить лошадь на всем скаку на краю вот этого утеса.

– На каком расстоянии?

– На таком же, как и эта линия здесь, от берега канала.

При этих словах все присутствовавшие онемели от удивления: в них было так много безрассудства и отваги, что казалось невозможным поверить им серьезно. Первое мгновение даже оба офицера полагали, что охотник издевался над ними.

Утес, названный Карлосом, составлял часть высокого плоскогорья, отвесные стены которого обрывались в долину. Он походил на мыс, видный снизу, потому что выступал вперед, врезаясь в равнину, словно волнорез, но верхушка его была на одном уровне с нагорной площадью, зеленеющей до пределов горизонта. Отвесная стена, без террас и малейшего уступа, пестревшая поперечными полосами от наслоения песчаников и известковых камней, спускалась в долину. Высота ее от подошвы составляла футов шестьсот, и впечатлительные, со слабыми нервами люди не могли без трепета измерить ее взглядом, а самые отважные бледнели, глядя с ее вершины вниз.

Такова была пропасть и таков был утес, на краю которого охотник хотел остановить своего мустанга. Понятно изумление, с которым было встречено подобное предложение. Когда все опомнились, то сотни голосов воскликнули: – Это невозможно! Он сумасшедший! – Ба! Он шутит! – Esta bunlando los mi-litarios! (Он насмехается над господами военными!)

Ожидая ответа, Карлос, сидя на коне, играл поводьями, но это продолжалось не долго: Вискарра и Робладо поспешно обменялись несколькими словами, и капитан нетерпеливо воскликнул:

– Я принимаю пари!

– А я со своей стороны ставлю унцию золота! – добавил комендант.

– Господа, – сказал с огорченным видом Карлос, – мне очень жаль, что я не могу спорить с вами двумя. Этот доллар составляет все, чем я владею в настоящую минуту, и я, вероятно, ни у кого не получу взаймы другого.

И Карлос с улыбкой обвел взглядом толпу, но большая часть зрителей не расположена была улыбаться. Все они с ужасом представляли себе неминуемую гибель охотника. Впрочем, один молодой скотовод, который уже был на его стороне, ответил Карлосу:

– Во всяком другом случае я охотно предложил бы вам двадцать унций, но не решусь поддержать эту безумную попытку.

– Благодарю вас, дон Хуан, – возразил охотник. – Я убежден, что могу прибегнуть к вашему кошельку, и хотя вы закрываете его для меня на этот раз, я не в претензии. Не бойтесь, я выиграю унцию золота! Не для того я ездил верхом десять лет, чтобы надо мной насмеялся какой-то ачупино [12]!

– Милостивый государь! – воскликнули в один голос комендант и капитан, нахмурив брови, и каждый из них схватился за рукоятку сабли.

– О, прошу прощения! Бога ради, не сердитесь, господа, – сказал Карлос с плохо скрытой насмешкой. – У меня сорвалось это слово с языка и уверяю, что я не имел намерения оскорбить вас.