Теодор Фонтане - Сесиль. Стина (сборник)

– Где сирень цветет, садись спокойно, цвет сирени – не для недостойных.

Он тут же повесил на спинку стула свой саквояж и портплед и с характерным ударением на последнем слоге подозвал официанта:

– Кельнйр!

– Что угодно?

– Прежде всего, один кофе мокко со всем, что к нему полагается, короче говоря, швейцарский завтрак. Всем мужчинам по яйцу, а лихому два к концу.

Кельнер понимающе улыбнулся и, к явной радости новоприбывших, попытался забавным жестом изобразить, что не знает, кому из них следует отдать предпочтение.

– Из Берлина?

– К вашим услугам.

– Ну тогда, любезный земляк, вы не выдадите нас, когда услышите, что мы оба, в сущности, лихие ходоки. Так что четыре яйца. Да поживей. Но для начала очистить старое поле боя. А как насчет меда?

– Мед у нас очень хорош.

– Значит, подайте и мед. Но сотовый мед. Чтоб все было свежее, из бочки. Натуральное!

Пока продолжался этот разговор, кельнер успел сервировать стол и отправился за завтраком. Последовала пауза, которую пара путешественников из Берлина, за неимением ничего лучшего, заполнила рассуждениями о природе.

– Вот это, значит, и есть Гарц или горная цепь Гарца, – снова заговорил старший, тот, который только что провел краткую беседу с кельнером. – Что-то он мне странным образом напоминает. Похоже на Тиволи [12], когда работает фабрика Кунхайма [13]. Погляди, Хуго, как там, над горами, стелется озон. В газетах каждую неделю размещают рекламу: «Посетите климатический курорт Тале!» И нате вам, эти дымовые трубы! А по мне, пусть их дымят. Дым консервирует. Вот проведем мы здесь две недели и вернемся домой прокопченные, как свиной окорок! Ах, где ты, Берлин! Рассмотреть хотя бы Конское копыто!

– Да вон оно, перед тобой, – сказал второй.

– Скажите, любезный, – обратился он к кельнеру, уже возвратившемуся с большим подносом и расставлявшему на столе завтрак. – Вон тот красноватый дом на горе, ведь это и есть Конское копыто, не так ли?

– Не совсем, сударь. Скала Конское копыто расположена немного дальше, а то, что вы видите, это гостиница «У Конского копыта».

– Ну, так значит это и есть Конское копыто. Главное – гостиница. Кстати, какое пиво подаете? Пильзенское или кульмбахское?

– И то, и другое, сударь. Но мы и сами варим.

– Небось, вон там, где дым столбом?

– Нет, чуть левее. Дымовые трубы справа – это листопрокатный завод.

– Что?

– Листопрокатный завод. Эмалированная жесть.

– Чудесно! Эмалированная! Не хватает только циферблата. А можно все это осмотреть?

– О, конечно, конечно. Соблаговолите, господа, сдать ваши талоны на завтрак.

На этом разговор закончился, и оба туриста par excellence [14]принялись уплетать свой завтрак с яйцами и медом.

Через полчаса они встали из-за стола и покинули балкон. Уходя, младший поднес к губам трость с набалдашником слоновой кости и изобразил, что играет на флейте-пикколо сигнал «В поход!» Все, кто еще оставались на балконе, взирали на них с любопытством, в том числе и Гордон, который был бы не прочь составить им компанию до самой долины Тале. Но как раз в этот момент его внимание отвлекли в прямо противоположную сторону новые туристы, прибывшие утренним поездом. С вокзала толпой повалили певческие кружки и зашагали по направлению к Трезебургу, где они собирались провести день, участвуя в соревнованиях хоров. Проходя мимо отеля, они махали шляпами и непрерывно кричали «Ура!». Впрочем, никто не понял, кому именно были адресованы их приветствия. Вслед за ними протопали остальные пассажиры поезда, сплошь заурядные фигуры, среди которых заслуживали внимания лишь те, что прошли самыми последними.

Их было двое. Они оживленно болтали, но все-таки как люди, которые познакомились только что. Тот, что шел слева, был одет в черный сюртук со стоячим воротником, но выражение лица имел вполне дружелюбное. Этого отставного священнослужителя Гордон видел на многочисленных экскурсиях, и встречался с ним в гостинице за табльдотом. Его спутник, напротив, отличался большим уродством, но еще более странностью своего одеяния. Он носил гамаши и вельветовую жилетку, полы которой были длиннее, чем его тужурка. К сему прилагались распущенные волосы, цилиндр и роговые очки. На что это все указывало? Судя по обуви и штанам, его можно было легко принять за траппера, зверолова или следопыта. Но его жилетка и тужурка вполне могли принадлежать какому-нибудь конторщику или стряпчему, если бы не такая эффектная деталь его обмундирования, как ботанизирка [15], да еще на вышитой ленте. Вышагивая рядом с пастором, он то и дело теребил эту ленту. Впрочем, пастор уже собирался оставить своего спутника, жестами давая тому понять, что направляется в сторону паркового луга.