Теодор Фонтане - Сесиль. Стина (сборник)

Предложение было быстро принято, дамы еще выпили по стакану малиновой воды, и уже через минуту путники пересекли залитую тропическим солнцем привокзальную площадь и зашагали вдоль Боде. Река обтекала город полукругом, и по ее берегам росли роскошные старые тенистые деревья. Рядом с ними плескалась вода, вокруг них прыгали-скакали солнечные зайчики, и компания развлекалась тем, что все время перебегала по деревянным мостикам с одного берега на другой, чтобы постоянно оставаться в тени. Это было восхитительно, а восхитительнее всего были сады, вплотную подступавшие к Боде. Они открывали вид на, казалось, бесконечные цветочные клумбы, вроде тех, что очаровали Сесиль во время путешествия поездом из Берлина в Тале. Вот и сегодня она не могла досыта насмотреться на роскошество цветов и красок, часто образующих целые узоры. И даже, против обыкновения, проявила интерес, когда Гордон, вдаваясь во все подробности, принялся рассказывать о двух крупных цветочных фирмах города. На кведлинбургских пакетах с семенами, рассылаемых по всему миру, владельцы этих фирм сделали состояние, по крайней мере, не уступавшее богатству местных сахарных миллионеров.

– Как интересно. Сахарные миллионеры! Звучит прелестно. – Она остановилась и сквозь позолоченную решетку заглянула в сад, где пролегала широкая тропа. – Вон та лиловая клумба, это левкои, да?

– А красные цветы? – спросила Роза. – Как они называются?

– Наперстянка пурпурная. В здешних краях известна как «жгучая любовь».

– Господи, как ее много.

– И все же спрос на нее высок. Сказать вам, сударыня, каково потребление?

– Ах, – обронила Сесиль, и в ее взгляде вдруг вспыхнула искра, не ускользнувшая от внимания проницательного Гордона. Эта искра больше, чем все предыдущие наблюдения, раскрыла ему характер Сесили, ее жажду поклонения и успеха. Но это томное создание производило на него приятное впечатление. Сесиль была ему симпатична, и живое участие, к которому примешивалась толика грусти, внезапно пробудилось в его сердце.

С того места, где они стояли, до той части города, где на холме высился замок и лежащая у его подножия церковь, оставалось пройти совсем немного, шагов через сто уже начинался подъем в гору. Подъем был крутоват, но живописные средневековые дома, лепившиеся подобно гнездам, по обеим сторонам улицы, придавали Сесили мужества. И когда она вскоре после этого очутилась на площади, образованной импозантными домами, да еще обсаженной для пущей красоты старыми ореховыми деревьями, к ее мужеству добавились силы, и вернулось хорошее настроение, с которым она начинала прогулку вдоль Боде.

– Это дом Клопштока, – сказал Гордон, снова входя в роль гида и указывая на стоявший немного в стороне дом с колоннами, окрашенный в травянисто-зеленый цвет.

– Дом Клопштока? – повторила Сесиль. – А вы говорили, он стоит на… как это?

– На Брюле. Да, сударыня. Но тут вкралось маленькое недоразумение. На Брюле установлена ротонда в честь Клопштока с его бюстом. А это собственный дом Клопштока, дом, где он родился. Вам нравится?

– Уж больно он зеленый.

Роза рассмеялась громче и сердечнее, чем допускало приличие. Но сразу заметила, что Сесиль помрачнела, и исправила оплошность, заметив:

– Простите, сударыня. Но вы прямо сняли свое замечание у меня с языка. Он и правда слишком зелен. А теперь – вперед! Вперед и выше! Много еще ступеней?

Беседуя таким образом, они преодолели оставшуюся часть пути, поднимаясь по каменной лестнице, чьи боковые стены давали достаточно тени, чтобы защитить экскурсантов от солнца.

Теперь они стояли наверху, полной грудью вдыхая легкий свежий ветер. Обзорная площадка представляла собой средней величины двор, разделявший замок и церковь аббатства. Кроме тени и солнечных пятен, на дворе находилось лишь двое мужчин, стоявших у дверей обоих строений, как хозяева постоялых дворов, поджидающие гостей. И в самом деле, это были кастелян замка и пономарь. Они поглядывали друг на друга не то чтобы с ненавистью, но все же с выражением беспокойства на физиономиях, ожидая, в какую сторону склонится чаша весов, поелику посетители, даже приняв решение, все еще топтались на месте.

В программе значился осмотр замка и церкви, и этот план пересмотру не подлежал. Но вопрос о приоритете оставался открытым. Гордон и Сент-Арно с недоумением взирали друг на друга. Наконец, полковник сделал выбор, заметив с налетом легкой иронии, что сначала нужно послужить господину, а потом помолиться Господу. Гордон отреагировал на это решение в том же тоне: