Альбер Бланкэ - Война амазонок

– Что заставляет вас так предполагать?

– Ваша красота.

– Боже мой, неужели это возможно!

– Случай был причиной первого похищения, но второго – непременно любовь.

– О! Не называйте дурных дел таким священным именем.

– Действительно, любовь священное слово, – сказал Гонтран, – хотя я не очень понимаю это чувство, однако думаю, что самый порочный человек, самые величайшие злодеи на свете должны непременно перемениться, если озарит их это чувство.

– В таком случае это еще хуже.

– Отчего же? Отчего ваша красота – а вы так прекрасны – не могла бы совершить это чудо, не могла бы привести к вашим ногам раскаивающегося преступника?

– Клянусь вам, я чувствую к нему только ненависть и презрение!

– Позвольте мне высказать одно предположение, которое могло бы вас оскорбить, если бы я не смотрел на вас, как на родную сестру.

– Высказывайте, – сказала Маргарита, покраснев, сама не зная почему.

– Я слышал, что ненависть и презрение к одному всегда означают чувства совсем противоположные к другому.

– Нет, нет, я никого не люблю, – отвечала молодая девушка отрывисто, – не люблю и не должна любить.

Когда Гонтран удовлетворил свой аппетит, то вдруг почувствовал, что голова у него сильно отяжелела. Он вынужден был сознаться, что им овладевает непреодолимое желание спать.

– О Боже! – воскликнула Маргарита, – наверно, эти кушанья были отравлены!

– Нет, нет, это естественное следствие моего невоздержания. Я слишком сытно поел после двухдневного поста. Право, я боюсь, как бы со мной не сделалось апоплексического удара.

– Вот постель, ложитесь скорей и спите.

– Спать? Неужели? Провидение меня два раза посылает к вам на помощь, и все напрасно? Спать? Тогда как надобно защищать вас от этого гнусного злодея!

– Напротив, вам непременно надо спать, чтобы собраться с силами. Когда же он придет, я вас разбужу.

– Но что будет, как вы не добудитесь меня?

– О Боже мой, что за мысль!

– Вот поэтому-то и надобно пользоваться минутами. Пойдемте, пойдемте; я сумею отворить и эту дверь, как отворил ту. А как выйдем на свободу, горе тому, кто осмелится наскочить на мою шпагу!

Увы! Напрасные слова. Сон одолевал эту великодушную натуру! Как ключ на дно, упал он в кресло, стоявшее возле кровати.

Маргарита покрыла кресло большим, широким пологом, сама же подошла к окну, стараясь привлечь к себе внимание жителей замка. Это окно, защищаемое толстой железной решеткой, выходило во двор замка.

Так прошло около часа. Вдруг она увидала герцога де Бара, который отдавал распоряжения слугам, потом, взглянув на ее окно, прямо пошел к крыльцу, которое вело в ее комнату.

– Он идет! – воскликнула она, дрожа. Бросилась к Гонтрану и стала будить его, схватив за руку и повторяя: – Он идет, он идет!

– Кто это? – спросил Гонтран, протирая глаза, и мигом вскочил на ноги.

– Он, он, злодей!

– Не беспокойтесь, я вам поклялся, что он не выйдет отсюда, пока не освободит вас и, мимоходом, меня.

– А как он не один придет?

– И то правда, – сказал Гонтран и, обнажив шпагу, спрятался за пологом. Только успел он спрятаться, дверь отворилась, и появился герцог де Бар. Не затворяя за собой двери, он продолжал говорить с человеком, остававшимся в коридоре.

Маргарита с нетерпением ждала, когда ее похититель отпустит помощника и закроет за собой дверь. Ее желание не замедлило исполниться. Человек был отпущен, она слышала, как, удаляясь, затихали в коридоре его шаги. Тогда вошел де Бар и закрыл за собой дверь.

– Маргарита, – сказал он, удивившись, что нет в ее лице страха, который он внушал ей, – я вижу, что вы начинаете свыкаться с новосельем.

– Да, – отвечала она, с трудом переводя дыхание.

– Однако вы сильно взволнованы.

Действительно, Маргарита дрожала так, что должна была опереться на стул. Она имела основательные причины испугаться, потому что Жан д’Эр, пользуясь тем, что герцог стоял спиной к кровати, вышел из-под полога и тихо направился к двери. Герцог подметил взгляд, который она невольно бросила в ту сторону, и сам оглянулся: перед ним стоял молодой воин с обнаженной шпагой. Де Бар оцепенел от ужаса.

– Надеюсь, – произнес Гонтран, – вы не будете сопротивляться и позволите мне увести эту даму.

– Никогда, – отвечал герцог, обнажая шпагу и ободряясь при виде крайней молодости незнакомца.

– О! За мною дело не станет, я всегда готов разговаривать на этом языке, – воскликнул Гонтран. С этими словами он поднял шпагу и так ловко отразил удар, что герцог понял – сражение будет не шуточное.