Но – делать нечего – скрепя сердце, посмотрим на дальнейшие исторические подвиги Ломоносова. Говоря о первобытных племенах славянских, Ломоносов заключает о их древности и величии по пространству, которое они занимали. «Сравнив тогдашнее состояние могущества и величества славянского с нынешним, едва чувствительное нахожу в нем приращение. Чрез покорение западных и южных словен в подданство чужой власти и приведение в магометанство едва ли не последовал бы знатный урон сего племени перед прежним, – если бы приращенное могущество России с одной стороны оного умаления с избытком не наполнило. Того ради без сомнения заключить можно, что величество словенских народов, вообще считая, стоит близ тысячи лет почти на одной мере» {22}. Видите ли, в чем дело! Для русских XVIII века много было радости в том, что славяне, около тысячи лет коснея в бесплодном для человечества существовании, все-таки, несмотря на то, пребывали в величестве! Индийцы, китайцы, японцы уж, конечно, гораздо древнее славян и своим существованием оставили в истории человечества более глубокий, нежели славяне, след; но что ж в этом пользы для них теперь, когда они превратились в какие-то нравственные окаменелости как будто допотопного мира? Для нас, русских, важна русская, а не словенская история; да и русская-то история становится важною не прежде, как с возвышения московского княжения, с которого для России наступило время уже исторического существования. Первый период русской истории до Ярослава совершенно неуловим для историка, то мелькая, то исчезая из его глаз в баснословном и мифическом сумраке. Непроходимая чаща удельного периода составляет только полуисторический период русской истории – период, в котором важна одна только сторона – распространение и расширение Руси на север, через удельную систему. Все это в русской истории может занимать не более, как две главы: первая будет состоять из малого числа фактов и с умеренностью и осторожностию употребленных ипотез и догадок, а вторая будет родом введения в русскую историю, которая начнется собственно с Иоанна Калиты (с 1328 года). До славян же нам нет дела, потому что они не сделали ничего такого, что дало бы им право на внимание науки и на основании чего наука могла бы видеть в их существовании факт истории человечества. Если славяне не были варварами, но, напротив, обладали цивилизациею, просвещением и образованием, – тем лучше для них, а совсем не для нас, которым от этого ни холоднее, ни теплее, ни хуже, ни лучше. И если Байер и Шлецер были неправы, отзываясь о новгородских славянах, как о невежественных варварах, а Ломоносов был прав, приписывая им цивилизацию, просвещение и образованность, – пусть славянофилы уличают первых и оправдают последнего, пусть покажут они в памятниках письменности, законодательства, самого язычества, науки и искусства, как велики были цивилизация, просвещение и образованность новогородских славян. Но в таком случае пусть покажут и докажут все это не ради ложного патриотизма, который тут совершенно неуместен, но ради объективной истины предмета, которая всегда имеет свою относительную важность и достоинство. Пусть они в этом случае обопрутся на факты, а не на ипотезы, догадки и фантазии; пусть не хвалятся, как бог знает чем, мирскою сходкою, искони существовавшею у всех славянских племен и даже до наших дней сохранившеюся и в России, – пусть, говорим, не хвалятся ею, потому что она существовала и существует у индийцев и даже у обитателей Океании, оставаясь обычаем, из которого ничего не развивается для истории. А если б славянофилам и удалось уличить Байера и Шлецера и оправдать Ломоносова, если бы они и доказали, основываясь на фактах, что новгородские славяне были народ цивилизованный, просвещенный и образованный, – все-таки да остерегутся они хвалиться этим, как чем-то очень лестным для чести современной нам России, потому что, повторяем, эта цивилизация и образованность, это просвещение, если они – не мечта, делают честь новгородским славянам прежде-рюриковских времен, а не нам, – и из них (то есть из цивилизации, просвещения и образованности) не вышло ровно никаких следствий, потому что в период уделов и татарщины мы не видим ни цивилизации, ни просвещения, ни образованности. С Иоанна III развилась полувосточная цивилизация Московского царства; но просвещение и образованность все-таки появились только с царствования Петра Великого. Но, увы! Славянофилы тщетно вопиют нам о цивилизации, просвещении и образованности киевских и новогородских славян еще задолго до пришествия к последним варяго-руссов: нет никаких следов этой цивилизации, этой образованности, этого просвещения! Что за просвещение без грамотности, а грамотностию мы обязаны христианству, а христианство явилось у нас после Рюрика! И что унизительного для нынешней России, что предки ее – славяне были необразованы? Разве не варвары были галлы и все племена цельтические? Разве не варвары были племена тевтонские, положившие основание нынешних просвещенных европейских государств? Разве Европа до открытия Америки, изобретения книгопечатания и пороха не была страною варварскою? И неужели Европе наших времен должно стыдиться сознаться в этом? Какая нелепость! Из всех народов человечества древние греки были народом-аристократом, и тем не менее отцы их – пелазги были дикие варвары. Как будто бы происхождение может унизить человека или народ? Как будто бы каждый народ не бывает, в своем происхождении, диким варваром, – так же как будто бы каждый человек не родится младенцем?.. Неужели все это – не аксиомы в глазах славянофилов? Неужели для них ново и странно, что дважды два – четыре, а не пять?.. Странные люди!..
Читать дальше