Виссарион Белинский - Славянский сборник

Пусть Шлецер ошибался в происхождении руссов: в этом нет никакого преступления с его стороны, никакого немецкого патриотизма, никакого злоумышления на честь и благоденствие России. И вообще, о Шлецере не худо было бы говорить с большим уважением, нежели как позволяет себе говорить о нем г. Савельев-Ростиславич, который, кажется, ровно ничего еще не сделал для русской истории… Да, пусть даже главная мысль Шлецера о русской истории – ошибка, заблуждение; но все-таки заслуги Шлецера русской истории велики: он своим исследованием Нестора дал нам истинный, ученый метод исторической критики {17}. Есть за что быть нам вечно благодарными ему! И если какой-нибудь г. Ростиславич может, будто бы с ученою манерою, нападать на Шлецера, то благодаря все ему же, Шлецеру же. И что за вина со стороны Шлецера быть немцем, и за что такая фанатическая ненависть к немцам, у которых Петр Великий выучился побеждать их же самих и которые дали нам флот, торговлю, просвещение, образованность, науку, искусство, нравы, благодатные выгоды цивилизованной человеческой жизни и все, чего не знали и чему были чужды наши предки, которые так чуждались и так ненавидели немцев?..

Но у г. Ростиславича, как истого славянина, немцы всегда и во всем виноваты – без вины виноваты, как говорит славянская пословица. Шлецер, смеясь над рудбековским искусством подвергать слова филологической дыбе, говорит: «Если дадут мне сотню русских имен, то, с помощию известного рудбековского искусства, возьмусь я отыскать столько же подобных звуков в малайском, перуанском и японском языках». Как же понял эти слова Шлецера добросовестный, беспристрастный славянин г. Ростиславич? – На основании этих слов он утверждает, что будто бы «он сам (то есть Шлецер) хвастался рудбековским искусством находить сходство там, где нет ни малейшего сходства»!!.. (стр. LVI) {18}. Мало того: г. Ростиславич в восторге от этой остроумно полемической выходки Ломоносова против Шлецера, который действительно смешно ошибался в производстве некоторых русских слов: «Из сего заключать должно, каких гнусных пакостей не наколоблюдит в российских древностях такая допущенная в них скотина…» {19}– «Резко, а ведь справедливо! (восклицает г. Ростиславич) и Ломоносов имел право (!) так (?!) говорить, как русский (??!!) и как ученый (???!!!..), коротко знакомый с отечественною историею (sic! [2]), которой уделял часть своих занятий в продолжение нескольких лет» (стр. LXIV). Что за образ мыслей и чувствований у г. Савельева-Ростиславича!.. Но и этого еще не довольно для варяжского его правдолюбия: что ни делают немцы, все это глупо и низко в его глазах; что ни делает Ломоносов, все это у него и умно и благородно. Он в восторге, что речь академика Миллера (ученого знаменитого, который, даже, по признанию г. Савельева-Ростиславича (стр. XIX), оказал великие заслуги собранием материалов и «Сибирскою историею»), – речь Миллера о начале народа и имени русского, написанная в банеровском духе, была запрещена. Ломоносов с Крашенинниковым и Поповским объявили речь Миллера «п р е д о с у д и т е л ь н о ю д л я Р о с с и и». В этом случае как Ломоносов, так и г. Ростиславич обнаружили истинно славянские понятия о свободе ученого исследования, не говоря уже об «учености» их взгляда на то, что приговоры науки могут быть предосудительны государству или народу. Но и всего этого было мало г. Ростиславичу: ему оставалось еще доказать, что Миллер виноват и в том, что хотел защищаться и вознаградить себя за уничтожение его речи напечатанием ее. «Миллер (говорит г. Ростиславич) старался отмстить своим противникам другим образом: он стал, по выражению Ломоносова, «в ежемесячных и других своих сочинениях всевать по обычаю своему занозливые речи (какое преступление!) и больше всего высматривать пятна на одежде российского тела, проходя многие истинные ее украшения», – а «между тем в разных сочинениях начал вмещать свою скаредную диссертацию о российском народе, по частям (какой, подумаешь, изверг был этот Миллер!), и хвастать, что он ту диссертацию, за кою оштрафован, напечатает золотыми литерами»«(стр. XXI) {20}. Эти строки возбуждают в нас желание спросить г. Ростиславича: что бы он заговорил, если б так называемые им шлецериане успели добиться запрещения всех изысканий касательно русской истории, делаемых не в духе Шлецера? Или, может быть, как истый славянин, он уважает свободу ученого исследования только для самого себя и для своих?.. И подобные монгольские книги пишутся в XIX веке и выдаются за «ученые» сочинения! Хороша ученость!