Роберт Стивенсон: Ночлег

– Однако кто вы такой? – перебил старик. – Я Ангеран де ла Фелье, владетель Бриэту. Кто же вы, кем можете вы быть?

Вильон встал и сделал почтительный поклон.

– Я зовусь Франсуа Вильон, бедный магистр здешнего университета. Я немного понимаю толк в латыни, но еще больше в разных пороках. Могу сочинять стихи, баллады, хороводные песни и всякие другие такие вещи, и очень люблю вино. Рожден, говорят, на чердаке и умру, по всей вероятности, на виселице. Могу прибавить, сеньор, что с этой ночи я ваш покорнейший слуга!

– Ни в коем случае не слуга, а гость мой на сегодняшнюю ночь, но и только.

– Гость очень признательный, – вежливо сказал Вильон и выпил вино с молчаливым поклоном в сторону хозяина.

– У вас, очевидно, есть хорошие способности, – начал старик, постучав пальцем по лбу, – большие способности; вы учились, имеете ученую степень, и, однако, берете деньги с умершей на улице женщины. Разве это не воровство своего рода?

– Это тот род воровства, какой постоянно практикуется на войне, – возразил Вильон.

– Война – поле чести! – сказал хозяин гордо. – Человек рискует своей жизнью во имя короля, Бога и его святых ангелов.

– Оставьте, пожалуйста! – сказал Вильон. – Если я действительно вор, то разве я также не рискую своей жизнью и притом при более тяжелых условиях?

– Вы это делаете для выгоды, а не для чести.

– Выгода? – повторил Вильон, пожав плечами. – Бедняку нужен ужин, и он достает его. Так поступает и солдат во время похода. Чем иным являются все эти реквизиции, о которых мы столько слышим? Если они и не доставляют выгоды тем, кто занимается этим делом, все же это убыток для того, у кого все отнято. Военные попивают вино, сидя у огня, в то время как какой-нибудь мещанин кусает свои ногти, доставляя им вино и топливо. Я видел многих пахарей, раскачивающихся на деревьях по всей стране; да, я видел однажды тридцать трупов на одном вязе – все они имели чрезвычайно жалкий вид – и когда я спросил кого-то, за что они были повешены, мне объяснили, что они не могли наскрести достаточное количество денег для нужд войска.

– Такие вещи, к сожалению, неизбежны на войне, и люди низкого происхождения должны все исполнять с преданностью. Правда, некоторые начальники действуют очень жестоко. Действительно, есть военные, которые не лучше разбойников…

– Вы видите, что сами не можете провести разницы между воином и разбойником, а что такое вор, как не отдельный разбойник с осмотрительностью в действиях? Я краду кусок баранины, пусть хоть целую ножку, не обеспокоив никого. Фермер поворчит немного, но от этого не съест меньше за своим ужином, и так же будет доволен тем, что осталось. Вы же ездите с торжеством, с трубачами впереди, и отбираете целое стадо овец, да еще безжалостно бьете фермера при такой сделке. У меня нет трубача. Я бродяга и пес, и смерть на виселице еще слишком хороша для меня, – что же делать! – Но если вы спросите фермера, кого он предпочитает, вы увидите, кем из нас он больше тяготится и кого больше проклинает.

– Сравните же нас обоих, – сказал хозяин, – я стар, крепок и пользуюсь уважением. Если бы мне завтра пришлось покинуть свой дом, сотни людей были бы горды принять меня, а бедняки провели бы ночь на улице с детьми, если бы я только намекнул, что хочу остаться один. А вы бродите по улицам, без крова и приюта, и крадете гроши у умершей на улице женщины. Я не боюсь ничего; не боюсь людей, а вас я видел дрожащим и утратившим способность речи. Я в собственном доме ожидаю, когда Бог призовет меня к себе, или, если угодно будет королю, умру на поле брани. Вы же все думаете о виселице, как бродяга, готовый к смерти, без надежды на славу. Разве между нами нет разницы?

– Такое же далекое расстояние между нами, как от Земли до Луны, – согласился Вильон. – Но если бы я родился господином Бриэту, а вы были бы бедным Франсуа Вильоном, разве разница была бы меньше? Я бы грел свои ноги у этой печки, а вы должны были бы искать украденные гроши в снегу. Разве тогда не я был бы воином, а вы вором?

– Вор! – вскричал старик. – Я вор! Если бы вы понимали свои слова, вы бы раскаялись в них.

Поэт простер руки с неподражаемо наглым жестом.

– Если бы вы предоставили мне честь развить мои аргументы…

– Довольно с вас и того, что я терплю ваше присутствие, – перебил старик, – научитесь сдерживать свой язык, когда вы разговариваете со старыми, уважаемыми людьми, а то кто-нибудь менее терпеливый, чем я, может с вами обойтись весьма чувствительным для вас образом.