Реми Гурмон - Книга масок

Именно здесь, быть может, следует применить знаменитую sperne te sperni. Случается иногда, что начинания, возбуждавшие презрение, превращаются потом в источник славы и счастья. Часто общество, основанное в Париже какой-нибудь служанкой из Бретани, приходит на помощь большему количеству бедняков, чем благотворительные учреждения, созданные государством. Журнал, основанный на 15 луидоров, имеет большее влияние на движение идей, а следовательно, и на движение мира (на вращение планет), чем монументальные труды Академий и трактаты по финансовому праву. О, суета и бессилие золота, предмет почтения и поклонения всего мира, знак свободы, единственный

покров, дающий силу и красоту! К счастью, вера и добрая воля являются настоящими его эквивалентами. Существуют такие магические слова, которые равны золоту. Каждый организм с момента своего рождения стремится реализовать себя. Но организмы, имеющие общественный характер, могут функционировать только в плоскости социальных явлений. Жить значит создавать богатства. Да, именно богатства. Если привести в движение целый миллион франков или пустить в оборот какую-нибудь одну мысль, результат получится один и тот же с тою только разницею, что миллион ограничен численно, тогда как идея, помимо своей неуязвимости, приносит плоды до бесконечности.

Я не делаю никаких намеков: я только набрасываю свои концепции. Однако, я хочу говорить об одном основателе литературного журнала: эти страницы будут иметь с последующими чисто внешнюю связь.

С тех пор, как существует «Mercure de France» [185], Альфреда Вайета постоянно отождествляли с этим журналом. Он много содействовал его созданию. Впоследствии он превратился в истинного творца его. На готовом фундаменте он клал камень за камнем. За первым ударом молота он сосредоточил в своем лице самый принцип движения, жизни литературного издания. С этого момента, взвалив на себя всю тяжесть предприятия, он весь ушел в активность. Его воображение направилось в практическую сторону, на критику, дающую непосредственные и верные результаты.

Тут не было ни раздвоения, ни обновления: природный реалистический ум применился к реальным задачам, как раньше в литературе он проявлялся в анализе действительности, полном логики, полном тонких деталей. Писать роман или переживать его – между этими двумя занятиями только одна разница: мускульная, чисто внешняя. Работа мозга, какова бы ни была ее форма, тождественна в обоих случаях. Поступок и его идея эквивалентны между собою – противопоставлять их друг другу бесполезно. Перейдя на поприще активности, Вайет перестал писать. Но если бы он бросил свои текущие дела, он немедленно взялся бы за перо. Его можно сравнить с рекой, которая течет в одном или другом направлении в зависимости от того, где поставлена плотина. Разум свободен в пределах законов динамики.

Необходимо отметить, что внешняя деятельность Вайета значительно превосходит то, что составляет работу его духа. Он никогда не мог бы стать одним из тех плодовитых писателей, которые, закончив определенное произведение, беззаботно приступают, объятые исключительной любовью, к задуманному новому. Вайет обладает способностью целыми годами отдаваться одной какой-нибудь идее, одному какому-нибудь делу. Он принадлежит к числу тех, которые не спешат поставить точку, боясь всякого нового труда. Есть люди, которые пугаются всякой инициативы и любят все непрерывное. Это большое достоинство, большая сила. Терпение Флобера непостижимо для тех, кто живет среди бурного движения идей. Беспокойная натура Бальзака раздражает всякий ум, склонный к методичности.

Альфред Вайет принадлежит к школе Флобера.

Наблюдать жизнь издалека, не принимая непосредственного участия в борьбе различных интересов, как бы из плоскости других расовых начал, – первое правило писателя-реалиста. Он не должен вкладывать страстей в свои картины. Флобер следил за жизнью с необыкновенною тщательностью. Черты личных настроений, которые мы открываем за фразами, имеющими у него всегда ораторский оттенок, не что иное, как след субъективности, бессознательно оставленный в глубоко продуманном произведении. В единственном романе Вайета тоже улавливаются – то тут, то там – оттенки известной индивидуальности: как Робинзон, мы догадываемся по ним, что здесь творил человек определенного склада. Но тем не менее «Le Vierge» [186]– роман чрезвычайно объективный. Он принадлежит к числу тех произведений, которые запечатлены полным сознанием бесполезности всего на свете. Не отрицая общественной деятельности, сознание это нисколько не препятствует работе ума. Наоборот, оно дает возможность сосредоточить мысль в одном направлении, отбросить все прочие перспективы, потому что, говоря по существу, все пути имеют одну и ту же ценность, все являются тропами, ведущими к Небытию.