— Вы, наверное, знали ее под именем Мирей Сампьерри? — спросил Ланглэ.
— Нет.
Он развел руками и посмотрел на меня с сочувствием.
— Как вы думаете, она еще жива? — спросил я его.
— А вы правда хотите это знать?
Я никогда не спрашивал себя так прямо. И если быть совсем честным с собой, то я бы ответил: нет. На самом деле, нет.
— Зачем это вам? — сказал он. — Не надо торопить события. Может, однажды вы встретите ее на улице. Мы же с вами в итоге нашлись...
Я открыл желтую папку. На взгляд в ней было с дюжину листов.
— Вы это лучше посмотрите на свежую голову... Если возникнут вопросы, дайте мне знать.
Он поискал во внутреннем кармане и протянул мне совсем небольшого размера визитку, где было написано: Ланглэ, просп. Шуази, 159, и номер телефона.
Пройдя немного, я обернулся. Он не поднялся к себе. Он все стоял посреди тротуара и глядел мне вслед. Наверняка он провожал меня взглядом до самого конца проспекта. Должно быть, когда он еще работал, он так же следил за кем-нибудь зимними днями и даже ночами, сунув руки в карманы своего габардинового пальто.
“Не стоит лишний раз ворошить прошлое”, — сказал Ланглэ, когда мы прощались, но тем зимним утром мне предстоял еще долгий путь до дома, на другой конец Парижа. Случайно ли я оказался на площади Италии спустя двадцать с лишним лет, и случайно ли банкомат выдал мне сообщение: “Извините, у вас недостаточно прав”? За что извиняться? Тем утром я был счастлив, и мне было легко. В карманах пусто. И этот долгий путь, размеренным шагом, с привалами на скамейках... Я жалел, что не взял с собой черный блокнот. Там я некогда составил перечень парижских скамеек, расположенных по разным маршрутам — с севера на юг, с востока на запад, — чтобы всегда знать, где можно присесть передохнуть и побыть в своих мыслях. Я уже не слишком различал прошлое и настоящее. Так я дошел до школы Гобелен. С самой юности, и даже с детства, я только и делал, что ходил пешком, всегда по одним и тем же улицам, так что время наконец стало просвечивать.
Я прошел насквозь Ботанический сад и сел на скамейку на главной аллее. Прохожих из-за холода было мало. Но солнце светило по-прежнему, и небо подтверждало своей синевой, что время остановилось. Если остаться здесь до темноты и всмотреться в небо, то можно будет разглядеть редкие звезды, которым я дал бы имена, не зная, так ли они называются на самом деле. И целые страницы приходили мне на ум из моей настольной книги времен улицы Од: “К вечности через звезды” {5} 5 Астрономическое сочинение Луи Огюста Бланки (1805—1881), где он изложил свою метафизическую теорию, согласно которой в бесконечной Вселенной все комбинации атомов, из которых мы состоим, повторяются множество раз, а значит, каждый имеет своего двойника.
. Эта книга помогала мне ждать Данни. Было так же холодно, как здесь, на скамейке в Ботаническом саду, и улица Од стояла в снегу. Но, несмотря на холод, я листал страницы из желтой пластиковой папки. Там было вложено письмо за подписью Ланглэ, которое я не заметил, заглянув в папку первый раз, когда мы прощались с ним и он сказал мне: “Вы это лучше посмотрите на свежую голову”. Письмо написано в спешке — едва можно разобрать, — когда он поднялся в квартиру, чтобы потом быстро спуститься ко мне с желтой папкой.
Дорогой мсье...
На пенсию я вышел десять лет назад, так что еще долго служил в отделении на набережной Жевр и на набережной Орфевр, в судебной полиции, пока Вы писали Ваши книги, которые я читал с неослабным вниманием.
Я, разумеется, помнил, как Вы пришли ко мне на допрос на набережную Жевр, когда были еще совсем юным. У меня память на лица. Надо мной часто подшучивали по этому поводу, что, мол, я могу узнать со спины человека, которого видел только однажды, десять лет назад, притом в толпе.
Когда я уходил окончательно, я позволил себе взять из архива бывшего отдела нравов несколько вещей на память, и среди них это неоконченное дело, касавшееся и Вас, которое я давно хотел Вам передать. Наконец, случай представился, благодаря нашей сегодняшней встрече.
Можете рассчитывать на мое молчание. Вы ведь, кажется, где- то писали, что все мы живем во власти чужого молчания.
Дружески Ваш,
ЛАНГЛЭ.
P. S. Чтобы Вас полностью успокоить: следствие, часть материалов которого собрана здесь, было окончательно закрыто.
Просматривая содержимое папки, я натыкался на карточки гражданского состояния, отчеты, протоколы допросов. Взгляд выхватывал имена: “Агхамури, Гхали, студенческий городок, марокканский корпус, род. 6 июня 1938 в г. Фес. Называл себя “студент”, член марокканской службы безопасности. Посольство Марокко... Жорж Б., он же Рошар, шатен, волосы средней длины, нос прямой, подбородок выдается вперед. Для получения подробной информации просьба обращаться в Главную дирекцию, TURBIGO 92.00... Мною допрошен гражданин, ниже именуемый Дювельц, имя и прозвище: Пьер. Протокол предъявлен обвиняемому, прочитан и подписан... Шастанье, Поль Эмманюэль. Рост 1,80 м, пользуется автомобилем “ланчия” № 1934 GD 75... Марсиано Жерар. Особые приметы: шрам длиной 2 см через левую бровь...” Я быстро листал страницы, стараясь не задерживать на них взгляд и боясь обнаружить какую-то новую деталь или документ, касающийся Данни. “Доминик Роже, она же Данни. Жила под именем Мирей Сампьерри (ул. Бланш, 23), также Мишель Агхамури, также Жанин де Шилло... Согласно показанием Давэна, комнату в отеле “Юник” снимала на имя Жанин де Шилло, род. в Касабланке,...г., получала почту до востребования, о чем свидетельствует приложенный сертификат абонента, выданный отделением 84 Парижской почты”.
Читать дальше