Но в тот момент я испугалась по другому поводу. За отца, а если откровенно, за себя. Папа был прав: нам этого не надо. Ну, этой моей сумасшедшей затеи с его женитьбой на Афанасьевне. А ведь я, страшно вспомнить, месяца два носилась с этой идеей. Вернее, крутилась возле отца, равнодушно вертевшего в руках бутылку. Думала я, признаюсь честно, о себе и совсем не рассчитывала, что новый брак вытащит отца из запойного болота. Нет, на раздольную Светкину жизнь – из Таиланда в ночной клуб, из клуба – в шоппинг-тур, – я не рассчитывала то, мне вполне хватило бы, в виде материнского, вернее, как это правильно будет – мачхинского, или мачехинского, в любом случае звучит как простуда или что-то литературно-театральное, – в общем, я вполне бы удовлетворилась такими послаблениями, как сменщица в киоске и удвоение зарплаты.
К счастью, папа и слушать не захотел, более того, впервые в жизни прогнал меня и, я заперевшись у себя в комнате, проплакала всю ночь. Наутро он испуганно барабанил в мою дверь, хриплым от похмелья и волнения голосом уверяя, что вчерашнее не повториться. Я, конечно, не выдержала, открыла дверь, и папа, весь в слезах, бросился целовать меня в щеки, в лоб, в виски, в наполненные соленой водой глаза – да, я тоже плакала, но теперь от счастья.
В третий раз за сутки я разрыдалась вечером, извиняясь перед отцом. Он как в воду глядел: две уродины – старая и молодая, украли у меня и обеденный перерыв. Ведь другие люди тоже обедают, резонно заметила Афанасьевна, многие из них дома, так почему бы им не прихватить по дороге бумажные салфетки, да и рулон туалетной бумаги не помешает и все это именно из нашего киоска, то есть в бутика, разве ты не согласна, Ксюша?
Мои слезы папа, проводивший, как и предыдущий вечер, в компании с водкой, воспринял спокойнее, чем накануне, вероятно потому, что успел до моего возвращения ополовинить бутылку. В разгар моих признаний он внезапно уронил голову на стол и проспал в таком виде до утра.
Поэтому, собравшись, насколько это было возможно, я задрала подбородок и поочередно посмотрела в глаза Афанасьевне и Свете: будь что будет, решила я, других союзников у меня не осталось.
– Да, вполне подходишь, – довольно кивнула Афанасьевна и прищурилась, – на конкурс красоты пойдешь?
– Я не смогу, Мария Афанасьевна, правда не смогу!
Шантаж оказался чертовски приятным делом. И к тому же на удивление плевым. Афанасьевна допустила простейшую ошибку, не воспользоваться которой было преступлением даже для такой дуры как я: взяла и выложила все как есть, не оставив мне ничего иного, кроме чувства, что теперь все в моей воле. И прежде всего – их гребанный бизнес.
– Ну чего ты ломаешься Ксюш? – Афанасьевна смотрела на меня, склонив голову на бок, – вон, бери пример со своей Риты.
– С кого? – не удержалась от смеха я.
– Да-да, с нее. С половиной города переспала, а ведь и не скажешь.
Я закрыла рот ладонями, но смех от этого не стал приличней – вышло и вовсе какое-то лошадиное фырканье.
Вдвоем с Афанасьевной (Света неожиданно выпала из семейного дуэта, укатив «клубиться» с подружками) мы сидели друг напротив друга в дорогущем японском ресторане в самом центре Кишинева и изредка бросали невидящие взгляды на прохожих, которым приходилось задирать головы, чтобы увидеть нас. Ничего подобострастного в их действиях не было бы – ресторан на самом деле как бы нависает над тротуаром, – если бы я не знала, какие мысли скрываются за каждой парой любопытных глаз. Сама я, каждый раз проходя мимо, видела паривших наверху людей, не на небе и все же недостижимо высоко, в сферах, куда мне путь был заказан, хотя, казалось бы, чего проще: семь ступенек и твое пальто ненавязчиво принимает ресторанный швейцар.
– Рекомендую «Зеленого дракона», – посоветовала, глядя в меню, Афанасьевна, – и жареное мороженое на десерт.
Я кивнула так, чтобы не дать застывшему над нами официанту иного повода для размышления, кроме моего безграничного доверия вкусу Афанасьевны. Четыреста семьдесят леев – вот во что обойдется ей мой ужин. Почти треть моей зарплаты – интересно, чувствует ли хозяйка неловкость, придя к аналогичному выводу? Я подняла глаза на Афанасьевну – она так увлеклась темой, ради которой и притащила меня сюда, что не заметила, как я ем суши руками: палочки я испуганно отодвинула, а подзывать официанта ради вилки мне было неловко.
– Понимаешь, для нас этот конкурс – прекрасный шанс, – она так ловко подхватила завернутую в рис рыбу, что я не удивилась бы, узнав, что и с пловом Афанасьевна управляется при помощи палочек. – Все ж как думают: а, Крэчун, это которая шмоточница. Или, еще хуже, мыльница, или там, порошочница. Кстати, порошком, – она понизила голос, – ну, ты понимаешь о чем я, так вот, я бы этим занялась. Серьезно, чего улыбаешься? И продюсерством занялась бы. Этой, как ее… «Фабрикой звезд». У меня средств свободных знаешь сколько? Надо в перспективные проекты влезать, бензин там, или ресторанный бизнес. Знаешь, это ведь со стороны все кажется простым, а попробовала бы ты пятнадцать лет тряпками да порошками заниматься! Тошнит уже от всей это мелочевки.
Читать дальше