Alexandre Katalov: Евгений

ТАЯ. Между прочим, я из-за этого в тебя и влюбилась.

БЕЛАН. Ну да?

ТАЯ. Как это удивляло меня с самого начала, когда я еще только слышала о тебе: «Этот несносный Белан», «Этот циник Белан», «Этот шут гороховый Белан». Как же так, говорила я однокурсницам, у него на канале идут спектакли наших театров, звучат концерты классической музыки, пенсионеры взахлеб озвучивают свои мемуары – этого почему-то никто не видит. Замечают только выпендреж его телепопсы. Ты ничего не понимаешь, говорили мне, за эту обязаловку ему еще больше денег платят, чем за попсу. Сперва мне просто хотелось восстановить элементарную справедливость своим «правдивым пером». Потом, когда увидела тебя и один раз и второй, поняла, вернее, ощутила в каком вакууме ты живешь. Большой, богатый человек, любимец женщин и вдруг в абсолютном ненормальном вакууме. Твой оранжевый мамонт был последней точкой. Говоря на двести процентов о своей силе и вседозволенности, ты почему-то превращаешься в испуганного, неуверенного в себе подростка, которому как воздух необходимо каждый день торопиться домой, где его всегда хорошо встретят, успокоят, ласково до него дотронутся. Ты так привык ко всеобщему отчуждению, что тебе просто не приходит в голову, что тебя можно любить без всякой третьей причины, просто любить за то, что ты вот такой, какой есть. В тебе так всего много, что все остальные мужики по сравнению с тобой – это стая шакалов и только.

БЕЛАН. Красиво говоришь. Все первокурсницы пединститута уже тебе аплодируют.

ТАЯ. Когда мне еще признаться тебе в любви, убедить, что я тебе нужна, как не сейчас?

БЕЛАН. Слишком поздно. У меня вчера забрали что-то важное. Я теперь безволен, как ртутный шарик. Раньше все эти комариные укусы только раззадоривали меня, а теперь нет. Еще этот Ваня Соколовский со своими венами. Ничего не хочу. Ты понимаешь меня: ни-че-го не хо-чу! Хотел показать людям какими они не должны быть, над чем должны смеяться, что презирать, чего не бояться. А они назвали это обратными прописными истиными, превратив меня в заурядного пошляка и клоуна. И сам тон, которым они говорили...

ИРИНА. Доброе утро. Можно мне с тобой поговорить?

БЕЛАН. Обязательно. ( Тае .) Оставь нас на несколько минут.

ИРИНА. Что ты собираешься делать?

БЕЛАН. Сто пятьдесят причин, чтобы бежать, и ни одной, чтобы остаться. Скажи мне, только честно, во мне что, какая-то порча? Ты же со мной пять лет работаешь, почему все так?

ИРИНА. Потому что ты ведешь себя, будто за твоей спиной ничего нет. Ни привычной религии, ни истории, ни искусства. Словно ты сам для всего судья в последней инстанции. Люди этого не прощают.

БЕЛАН. Хорошо, а ты?

ИРИНА. Ты опасный человек, Олег Викторович, ты умеешь приучать женщин к новому качеству жизни. Другое им уже становится не нужно.

БЕЛАН. Боже, ну что сегодня за день такой? Два любовных признания за пятнадцать минут. Я сейчас начну смеяться.

ИРИНА. Это я все устроила.

БЕЛАН. Ты?

ИРИНА. Знаешь почему?

БЕЛАН. Обожди, обожди...

ИРИНА. У меня к тебе только один вопрос. Если бы в тот день я на полчаса раньше ее сделала тебе такое же предложение, что бы ты мне ответил?

БЕЛАН. Какое предложение?

ИРИНА. Руки и сердца. Ты был моей последней надеждой на собственного ребенка. Теперь она рухнула. Я не прошу у тебя прощения, я просто хотела объяснить: почему.

БЕЛАН. А Пашка? Он в этом тоже замешан?

ИРИНА. Разумеется.

БЕЛАН. Ты сняла с моей души большой камень. Теперь я могу хотя бы о вас с Пашкой не заботиться. Это уже кое-что.

ИРИНА. Ты все слышала?

ТАЯ. Да.

ИРИНА. Не хочешь мне ничего сказать?

ТАЯ. Остался один час.

ИРИНА. Мне уйти?

ТАЯ. Нет. Подождите на улице.

ИРИНА. Жду. ( Уходит .)

ТАЯ. Если у тебя нет воли что-то решить, то это должна сделать я.

БЕЛАН. Зачем так меня пугать?

ТАЯ. Не издевайся. Ты же всегда любил принимать какое-нибудь третье решение.

БЕЛАН. Ну?

ТАЯ. Мы не бежим и не идем на эту комиссию, а едем в твой законный отпуск. Вот твое заявление подписанное Михейчиком без даты. Ну что, я ставлю сегодняшнее число?

БЕЛАН. Это мы с тобой прожили только четыре месяца, а какой ты станешь через год, а через два?!

ТАЯ. Ты взял и ушел с этой комиссии – и правильно сделал. Теперь ты должен встать и уйти с телеканала, но не по их указке, а по своей. Это уже закон стиля. Ты по-другому просто не можешь. Ставлю?